На рассвете я вернулась к себе в мансарду. Вопрос, удачей завершился поход в сумасшедший дом с привидениями или провалом, был временно отставлен. Прежде всего надо было хоть немного поспать. А завтра… то есть уже сегодня надо сдавать статью. Сразу после карнавала предполагался сдвоенный выпуск газеты, и пора было его готовить. Почти весь день я проторчала в редакции (и черта с два мне оплатят сверхурочные!), а потом решила зайти в библиотеку Государственного музея наук и искусств. Кое-кто утверждает, что Академическая библиотека более полна, но у меня там проблемы с допуском. Увы, здешние сотрудники также спешили догулять последние деньки карнавала, все, что мне удалось сделать, это заполнить заявку и оставить ее у дежурного.

      Вечером я покопалась в собственных книгах, но «История революции» искомых сведений не предоставила.

      Либби забыла обо мне. Она не давала о себе знать и в последующие дни, и я предположила, что она обиделась. В каком-то смысле я поломала ей карнавальное веселье, так что она имела право дуться.

      Ничуть не бывало. Либби заявилась под конец карнавальной недели, на сей раз в суконном жакете и юбке почти без фестонов и воланов. И сходу сообщила:

      – Знаешь, а я поступила туда на работу.

      – Куда? – я готовила кофе на спиртовке и не сразу сообразила, о чем она. Потом дошло. – В клинику Сеголена?

      Она кивнула.

      – А говорила – навек завязываю с этой каторгой…

      – Ну, ты же видела, там все чисто, прилично, не как у муниципалов. Потом – у натурщицы сегодня заработок есть, завтра нет. А в клинике жалованье постоянное. Опять-таки… – она замялась.

      – Доктор Штейнберг – мужчина симпатичный.

      – А что такого? Он холостяк, я девушка свободная, кому от этого вред? И вообще, им действительно нужны сиделки.

      – Потому что прежние разбегаются? Ты не забыла, что мы пришли разобраться, какие призраки тревожат психушку?

      – Предположим, это ты хотела разобраться… так я тебе и помогу заодно! Буду работать и при том посматривать, что вокруг такого подозрительного.

      – Хм, а доктор не заподозрит дурного?

      – Не заподозрит, – твердо сказала Либби, – потому что я ему об этой задумке уже рассказала.

      Я вздохнула. Поставила на стол чашки. С досадой обнаружила, что одна треснула.

      – Ладно. Присматривайся, только не зарывайся. А я пока зайду с другого конца.