Ледяное сердце не болит. Анна и Сергей Литвиновы
Читать онлайн книгу.
ваш поступок…[7]
Тут декламация оборвалась, но от этого голос девушки слышнее не стал. Она по-прежнему беззвучно несколько раз пошевелила губами. А голос за кадром проговорил:
Бог мщения уступит мне место,
Чтобы я покарал злых!..
И тут изображение пропало, по экрану поплыли черно-белые зигзаги.
Выждав минуту-другую – на мониторе ничего нового не появлялось, – Дима второй раз нажал на «play». И снова возникли знакомые кадры – девушка, беззвучное шевеление губ, а потом – механический голос. Надя с Димой вслушались в первые слова – те, что они сначала пропустили:
…Вы сделали такое,
Что угашает искренность и стыд,
Шельмует правду, выступает сыпью
На лбу невинности и чистоты…
А дальше пошло уже слышанное.
– Что это? – прошептала Надя, когда запись закончилась во второй раз. Она имела в виду все, что они увидели: девушку в бетонном узилище, ее беззвучное послание, декламацию за кадром. Однако журналист понял вопрос подруги прямолинейно и попенял:
– Ай-яй-яй, Митрофанова, а вы еще с высшим образованием. Что у вас было, миледи, по зарубежной литературе?
– «Четыре».
– Оно и видно, что «четыре». Художественный свист за кадром – монолог Гамлета. Как раз то место, где он обличает матерь свою, королеву Гертруду, в том, что она вступила в преступную связь с убийцей – дядей… Ах, не забыть мне в этой роли старика Высоцкого!.. А каков был Гамлет – Солоницын в постановке Тарковского в «Ленкоме»!..
– Что ты несешь, Полуянов?! – нахмурилась девушка. – Какой Солоницын, какой Высоцкий?! Тебе сколько лет было, когда Высоцкий умер?!
– Семь, – мгновенно ответил журналист. – А что, я был интеллигентным и любознательным мальчиком. И если противные контролерши меня иногда не пускали на вечерние спектакли, мне мама моя все в лицах пересказывала.
– Вот так всегда, – вздохнула Надежда. – Ты знаешь все – однако неточно, в основном – с чужих слов.
– Да ладно, Гамлет!.. Данный монолог, по-моему, всего лишь деталь. Я бы дорого дал, чтобы вместо мелодекламации услышать, что там говорит эта девушка. И еще…
Дима по новой прокрутил, теперь уже без звука, запись.
Руки девушки – лежащие, по всей видимости, на коленях, – постоянно в кадре не присутствовали. Однако в какой-то момент она сделала экспрессивный жест, и на экране стала видна ее десница. Дима щелкнул виртуальной клавишей «stop». Заложница – или кто она? – замерла на фоне стены с приподнятой дланью. Журналист приблизил курсор к руке, увеличил план. Стало отчетливо видно, что кисть девушки перевязана – а сквозь бинт проступает кровь.
– Что это значит? – поинтересовалась Надя.
– Ничего, – отмахнулся Полуянов, но по его нахмуренному челу она поняла: Дима что-то знает. И он посвящает ее далеко не во все подробности происходящего.
Дима вытащил из компьютера диск, бережно положил его в свою кожаную сумку.
– Пойдем,
Шекспир В. Гамлет, акт 3, сцена 4. (Перевод Б. Пастернака.)