Всадники неохотно покидают весеннюю сисситию. Прощаются. Тучи исчезли, солнце радует летним теплом. К пинии выстраивается очередь. К Полидаму, принимающему поздравления с удачной сисситией и примирительной свадьбой между древними родами, подходят Мирон и Граник. Три десятка мужей, стоящих позади предводителя рода, замолкают. Старик обиженно смотрит на подошедших, останавливает взгляд на руках Мирона.

      – Только попробуй показать мне кулаки, засранец.

      Громадный Мирон демонстрирует Полидаму открытые ладони. Теперь колючие глаза Полидама встречаются с глазами Граника, который быстро отводит взгляд и тоже показывает ладони.

      – Отец… – бубнит под нос атлет Мирон, но Полидам не слышит его. Воспитатель «полирует» взглядом покрасневшего Граника.

      – Прости нас, – тянет виновато Граник. – У тебя такой крутой нрав! Ты бы никогда не дал разрешения на брак…

      – Отец?! Крутой нрав?! – язвительно перебивает Граника Полидам. Несмотря на тон, заметно, что старик доволен унижением обидчиков. – Вы слышали филу? Вам обоим назначили литургию. А разрешение отеческое вам всё равно придётся спросить у меня. Я ещё подумаю, дать его или нет. Память у меня о-очень крепкая. Крутой нрав? Да неужели? Я же сама доброта! – Полидам обернулся к мужам, стоящим позади него, те сдержанно улыбнулись: «крутой нрав» Полидама – это ещё мягко сказано.

      – Думайте теперь, нечестивцы, днями и ночами, как задобрить меня. Ведь вашему преданному другу удалось меня уговорить! – надменно бросает воспитатель.

      Мирон и Граник удаляются под сочувственными взглядами мужей рода. Два друга спешат к воротам поместья, там их ожидает одиноко стоящий Протагор.

      – Гермократ, ты где спрятался? – Полидам вновь оборачивается к окружению. Мужи выводят к Полидаму юношу, снимают с его рта руки-кляпы. – Твои друзья повинились предо мной, уезжают с афинянином. Тебя бросили и лошадь тебе не оставили. Дружбе вашей, никак, конец подошёл?

      Вокруг