Наши горе – отцы, всё – шпана, подлецы.

      Что ни князь, то с отстойника родом.

      Налепили себе из лаврушки венцы,

      И глумятся над бедным народом.

      Им приятны льстецы, им по сердцу лжецы.

      Так сподручней жиреть год от года.

      Но у птицы весны уж созрели птенцы.

      Близок день, близок час перехода.

      Ветер гонит по улицам листья и пыль

      Ветер знает пути и истоки.

      Мы поём: харе пура, Vivat notre ville!

      Словно anthrax твои новостройки.

      То – крутые князья, – новой власти друзья, —

      Ветераны ЦК и Таганки,

      Верноподданный люд Золотого Козла,

      И, как он, – всё пустые болванки.

      А на лунной дороге вновь стоит КПП,

      Медсестра снова ищет медбрата.

      На трубе диспут ярый ведут А и Б:

      Что же лучше ООН или НАТО?

      И пока на нас смотрит с небес пистолет,

      Пока гибнут в авариях дети,

      Что мы можем сказать, кроме «да» или «нет»?

      Все мы схвачены общею сетью.

      Если ты знаешь, как…, если ты видел дверь,

      За тобой наблюдают огни.

      Может воющий птах, может стонущий зверь,

      Но тебя забракуют они.

      Я пытался взлететь, – мне состригли крыла,

      Во мне пела любовь, – мне стреножили сердце.

      В моих лёгких лишь сажа, труха да зола,

      В голове – «Матерь Мира», Де Сад и Освенцим.

      Наша жизнь – Second Hand, наше хобби – Sex-Shop.

      И во рту – Sugarfree, Doublemint.

      Спросишь ты: «почему?» и отвечу я: «чтоб…»

      Ведь «The answer is blowing in the wind».

      Мои очи присыпаны пеплом,

      Мои слёзы прожгли в сердце брешь;

      Я стою обдуваемый ветром,

      Наблюдаю грозу in my flesh.

      Уж на шее петля лежит плотно.

      Стоит прыгнуть, чтоб был happy end.

      Прозвучит предпоследняя нота,

      И вперёд в дивный край – Wonderland.

      Но ещё не закончилось лето,

      И со мной ещё Лель Сяо-Мэй.

      Я рождён к ликвидации veto,

      And I’ll try go on long my way.

      Since I walked in the difficult rows,

      Since I knew what would happen to me,

      I’ve become just a dew on your rose,

      Just a dew from the meadow and free.

      Наверху хороводили звёзды,

      Снизу таяли древние льды,

      И лечиться уже было поздно,

      Надо мною висел знак беды.

      Мы шептали приветствия снегу,

      Мы читали «аум синрикё»,

      Наш ачарья нас ждал в храме Пегу,

      На душе у нас было легко.

      Но потом прозвучали фанфары,

      Заигравшие дикий