Неразменный рубль: Повести и рассказы. Николай Лесков
Читать онлайн книгу.
взаправду, что ты за зверя такого нам завез? – спросил Александр Иванович, когда мы взошли в его чертежную.
– Овцебыка, – отвечал я, улыбаясь.
– Непонятный, брат, какой-то!
– Чем?
– Да совсем блажной какой-то!
– Это сначала.
– А может быть, под конец хуже будет?
Я рассмеялся, и Александр Иванович тоже.
– Да, парень, смех смехом, а куда его деть? Ведь мне, право, такого приткнуть некуда.
– Пожалуйста, дай ему что-нибудь заработать.
– Да ведь не о том! Я не прочь; да куда его определить-то? Ведь ты гляди, какой он, – сказал Александр Иванович, указывая на проходившего в эту минуту по двору Василья Петровича.
Я посмотрел, как тот шагает, заложа одну руку за пазуху свиты, а другою закручивая косицу, и сам подумал: «Куда бы его в самом деле, однако, можно было определить?»
– Пусть на порубке смотрит, – посоветовала мужу хозяйка.
Александр Иванович засмеялся.
– Пусть его будет на порубке, – сказал и я.
– Эх вы, дети малые! Что он там будет делать? Там ведь непривычный человек со скуки повесится. А мой згад – дать ему сто рублей, да пусть идет куда знает и пусть делает что хочет.
– Нет, ты его не отгоняй.
– Да, этак обидеть можно! – поддержала меня Настасья Петровна.
– Ну куда ж я его дену? У меня ведь все мужики; я сам мужик; а он…
– Тоже не барин, – сказал я.
– Ни барин, ни крестьянин, да и ни на что никуда не годящийся.
– Да отдай ты его Настасье Петровне.
– Право, отдай, – вмешалась она снова.
– Бери, бери, моя матушка.
– Ну и прекрасно, – сказала Настасья Петровна. Овцебык остался на руках Настасьи Петровны.
Глава десятая
В августе месяце, живучи уже в Петербурге, я получил в почтамте страховое письмо со вложением пятидесяти рублей серебром. В письме было написано:
«Возлюбленный брате!
Я нахожусь при истреблении лесов, которые росли на всеобщую долю, а попали на свиридовскую часть. За полгода дали мне жалованья 60 рублей, хотя еще полгода и не прошло. Видно, гарнитура моя под это подговорилась, но сия их великатность пусть будет втуне: я в сем не нуждаюсь. Десять целковых себе оставил, а пятьдесят, при сем прилагаемых, тотчас, без всякого письма, отошлите крестьянской девице Глафире Анфиногеновой Мухиной в деревню Дубы, – ской губернии, – ского уезда. Да чтоб не знали, от кого. Это та, которая будто жена моя: так это ей на случай, если дитя родилось.
Тут мое житье постылое. Делать мне здесь нечего, и я одним себя утешаю, что нигде, видно, нечего делать опричь того, что все делают: родителей поминают да свои брюхи набивают. Здесь все на Александра Свиридова молятся. Александр Иванович! – и человека больше ни для кого нет. До него все дорасти хотят, а что он такое за суть, сей муж кармана?
Да, понял ныне и я нечто, понял. Разрешил я себе ”Русь, куда стремишься ты?“,