Мой Лабиринт, или Мемуары непрожитой жизни. Юлия Миланес
Читать онлайн книгу.моей комплекции, балетом мне заниматься определенно было не под силу, меня решили отдать в музыкальную школу.
Подоплека для этого была следующая: моя мама в свое время окончила музыкальную школу по классу аккордеона и, вдобавок к этому, замечательно пела. Мне очень нравились песни, которые она пела, в особенности песня из кинофильма «Гусарская баллада» – «Спи, моя Светлана». Заманчиво было научиться петь и играть, как мама, поэтому я поддалась уговорам родителей посещать еще одну школу, в которой ничего не зависело от моей комплекции.
Однако выяснилось, что набор в класс аккордеона к тому времени уже закончился и набирались ученики только в класс фортепиано. Еще позже выяснилось, что преподавание велось сразу по нескольким дисциплинам: общий курс фортепиано, история музыки, сольфеджио и хор. Всем этим нужно было заниматься каждый день после уроков, и ученице первого класса было просто не потянуть такую нагрузку. Но тогда мы об этом не думали, и вскоре в нашей комнате в коммунальной квартире появилось громоздкое черное полированное пианино, взятое напрокат.
Преподавательницу общего курса фортепиано звали Екатерина Владимировна Кочерян. К тому времени я уже знала, что в состав Советского Союза входят пятнадцать социалистических республик и если фамилия человека заканчивается на -ян, то этот человек приехал из Армении. То есть моя преподавательница в моем представлении была армянкой. Уже на втором занятии выяснилось, что заиграть на фортепиано так же хорошо, как мама играет на аккордеоне, мне придется не скоро. Сначала пришлось играть скучные гаммы. Где-то на десятом занятии я выучила «Во поле березка стояла».
История музыки и сольфеджио – дисциплины, на которых всегда хотелось спать. И там, и там мы писали в тетрадях, что порядком надоедало мне еще в школе. На истории музыки я узнала, что один из корней в слове фортепиано – piano. Что такое корень? Корни мы в первом классе еще не проходили. Этот корень очень напоминал слово «пьяный», и я внутренне улыбалась этому.
Вообще у меня в то время появилась какая-то внутренняя улыбка. Я как будто улыбалась, а как будто и нет. Потому что надо было соблюдать дисциплину и этикет. Громко смеяться – это нарушение дисциплины и этикета, за это запросто могли одернуть. А так можно просто смеяться про себя – никто и не заметит.
На первых занятиях хора я внутренне насмеялась от души. Для начала преподаватель сообщил нам, что мы теперь «хористы». «Хористы» – новое для меня слово, и оно прочно ассоциировалось с моим игрушечным резиновым хорьком, которого я когда-то прятала в больнице за батареей. Потом стало еще смешнее и чуднее, так как нас стали учить правильно открывать рот. «А-а-а-а-а», – показывал преподаватель, широко открывая и растягивая рот, при этом он и правда становился похожим на моего резинового хорька, которому я в детстве растягивала мордочку во все стороны. «О-о-о-о-о-о», – рот преподавателя сворачивался в трубочку. Я была самая младшая в группе и, внутренне смеясь, наблюдала, как старшие мои