Барс зарычал: «Что проку в речах и жалобах длинных!

      Дела они не исправят! Хватит уж! Зло – очевидно.

      Я утверждаю открыто! Рейнеке – вор и разбойник!

      Да, все мы знаем, что он на любое пойдет преступленье.

      Если бы даже дворянство и сам государь наш великий

      Все достоянье и честь потеряли, – и в ус он не дунет,

      Лишь бы на этом урвать кусок каплуна пожирнее.

      Должен я вам рассказать, какую над Лямпе, над зайцем,

      Подлость вчера учинил он. Он здесь, безобидный наш заяц.

      Благочестивцем прикинувшись, лис преподать ему взялся

      Вкратце святую премудрость и весь обиход капелланский.

      Оба друг против друга уселись – и начали «Credo».

      Рейнеке не отказался, однако, от старых повадок,

      Ваш королевский закон о внутреннем мире нарушив,

      Бедного Лямпе схватил он и стал, вероломец, когтями

      Честного мужа терзать. А я проходил по дороге, —

      Слышу, двое поют. Запели – но тут же и смолкли.

      Я удивленно прислушался, но, подошедши поближе,

      Рейнеке сразу узнал: держал он за шиворот Лямпе.

      Да, безусловно б он жизни лишил его, если б, на счастье,

      Той же дорогой не шел я. Вот Лямпе и сам. Посмотрите,

      Как он изранен, смиренник, которого мысленно даже

      Грех обижать. Но уж если угодно терпеть государю,

      Вам, господа, чтобы над высочайшим указом о мире,

      О безопасности нашей вор невозбранно глумился, —

      Что ж!.. Но тогда королю и потомкам его отдаленным

      Слушать придется упреки ревнителей правды и права!»

      Изегрим снова вмешался: «Так вот и будет, к прискорбью!

      Путного ждать нам от Рейнеке нечего. Если б он только

      Сдох! Вот было бы благодеянье для всех миролюбцев!

      Если же все и теперь сойдет ему с рук, то он вскоре

      Нагло надует всех тех, кто еще сомневается в этом!..»

      Тут выступает барсук, племянник Рейнеке. Дядю,

      Плута прожженного, он, не стесняясь, берет под защиту:

      «Да, уважаемый Изегрим, старая есть поговорка:

      «Вражий язык – клеветник», и ваши слова, несомненно,

      Дяде совсем не на пользу. Но все это, впрочем, пустое.

      Будь он сейчас при дворе и, как вы, в королевском фаворе,

      Вы бы, пожалуй, раскаялись в речи язвительной вашей,

      В коей так явно предвзято события все извратили.

      Но почему о вреде, что лично вы делали дяде,

      Вы умолчали? Однако ведь многим баронам известно,

      Как вы друг с другом союз заключили и клятву давали

      Жить, как товарищи верные. Слушайте, как