Борис Суперфин. Дмитрий Раскин
Читать онлайн книгу.
звук. Мощными сериями он прочищал, пробивал свой нос. Сколько в этом было торжества, даже радости, наслаждения фактом собственного существования. «Я есмь», – утверждал он как бы, «я есмь я». Да, Наум был влюблен в самого себя, отсвет этой большой любви щедро падал на окружающих. Он всё время кому-то помогал. Часто доходил в этом до самоотверженности. Доставал. Выручал. Устраивал – бывало, что пошив костюма в ателье не для всех, а бывало и судьбы. У него были связи не только в торговле и медицине, кое-что он мог и в горисполкоме и в райсуде. Это не заработок – да и связи тогда были намного значимей денег. Это его поэзия. Особенно, если облагодетельствованный ничего не может дать взамен (например, родители Бориса). Деньги же он зарабатывал в отпуске, летом пахал на шабашке плюс у него вторая трудовая, что по тем временам было вообще-то небезопасно, по ней он подрабатывал, где только мог. (Если бы книжка была одна, о работе по совместительству надо спрашивать государство, а оно могло и закапризничать). Заработанное тратилось на женщин, детей и жен. Женился Наум в основном на своих восторженных студентках. (Он преподавал физкультуру в N-ском мединституте.) Через несколько лет уставал. И к тому же не мог не встречаться с другими. Сознавал эту свою слабость, вроде бы даже страдал, но не мог не встречаться. (Угрызения совести как миг, но как длительность?!) А вчерашняя студентка как-то быстро превращалась в тетеньку, и далеко не восторженную. Но он как-то умел дружить и с бывшими женами.
Наум был настолько ярко выраженным евреем, что женщины подозревали в нем итальянца. Он и плел им что-то про свои итальянские корни. Нельзя же разочаровывать. Он любил бескорыстно врать.
Последний раз Наум женился, когда ему было уже прилично за пятьдесят. Ольга была его студенткой ранее, лет этак десять назад. Как съязвил тогда Женька: «Дождалась в порядке общей очереди». Возрастная разница почти в четверть века. Тихая, скромная, из деревни. Терпение, преданность, выдержка. Выдерживала его, правда, уже не столь частые похождения. А так, что о ней сказать? Как-то у них всё сложилось, склеилось. При всяком удобном случае Наум заявлял: «Справедливость восторжествовала. Я наконец-то достался той, которая меня любит». Он, как и мама Бориса, был пафосный. Только, в отличие от нее, легко переходил от пафоса к юмору и кривлянию (языком мамы).
Ольга натаскивала деток Наума от прежних браков (официальных и, так сказать, гражданских) по химии, биологии.
Однажды Борис поделился с ним насчет Кати. (Они только-только расстались тогда.) Наум нашел для него слова. Борис был тронут, но дядя тотчас отвлекся на самого себя: «Как они все меня добивались! Как мечтали обо мне! Одна приняла мышьяк». – Говорил с ностальгической доброй улыбкой.
Борис проснулся, встал. Ольга с Наумом на кухне. Позвали завтракать. Время еще есть, но им с Ольгой скоро уже собираться. Наум ставит на стол вазочку с печеньем, к чаю.
– Как ты? – спрашивает Борис, имеет в виду «как здоровье?» Понимает формальность, казенность вопроса, и так всё ясно.
– Во! –