Ты жить старалась из последних сил,

      но, отвергая все живое хмуро,

      он, этот город, на тебя давил

      угрюмостью своей архитектуры.

      В нем изнутри был заперт каждый дом.

      В нем было все недобро умудренным.

      Он не скрывал свой тягостный надлом

      и ненависть ко всем, кто не надломлен.

      Тогда ты ночью подожгла его.

      Испуганно от пламени метнулась,

      и я был просто первым, на кого

      ты, убегая, в темноте наткнулась.

      Я обнял всю дрожавшую тебя,

      и ты ко мне безропотно прижалась,

      еще не понимая, не любя,

      но, как зверек, благодаря за жалость.

      И мы с тобой пошли… Куда пошли?

      Куда глаза глядят. Но то и дело

      оглядывалась ты, как там, вдали,

      зловеще твое прошлое горело.

      Оно сгорело до конца, дотла.

      Но с той поры одно меня тиранит:

      туда, где недостывшая зола,

      тебя, как зачарованную, тянет.

      И вроде ты со мной, и вроде нет.

      На самом деле я тобою брошен.

      Неся в руке голубоватый свет,

      по пепелищу прошлого ты бродишь.

      Что там тебе? Там пусто и темно!

      О, прошлого таинственная сила!

      Ты не могла любить его само,

      ну а его руины – полюбила.

      Могущественны пепел и зола.

      Они в себе, наверно, что-то прячут.

      Над тем, что так отчаянно сожгла,

      по-детски поджигательница плачет.