Сухарева башня. Валерия Вербинина
Читать онлайн книгу.
тебя нашлась работенка, – объявил Логинов жизнерадостно.
– Это что, та самая, из-за кого я в ту ночь опоздал?
– Она.
– Так я же свидетелем был. Разве я могу…
В кабинет вошел Келлер, увидел Опалина, стал желт, как лимон, погонял по скулам желваки и ретировался.
– Можешь, – подтвердил Петрович, сделав вид, что не заметил немца, как и того, что, уходя, Бруно хлопнул дверью громче обычного, – ты – незаинтересованное лицо. Ты же не знал ее?
– Нет, конечно! – нервно вскрикнул Опалин. – Слушай, где я могу Дымовицкого найти?
Петрович, который залез в ящик стола, чтобы передать собеседнику имеющиеся бумаги, застыл на месте.
– А зачем он тебе?
– Посоветоваться. Я слышал, он Стрелка ловил.
– Он уже не наш, – сказал Логинов решительно, вкладывая в эту короткую фразу какой-то особенный смысл, словно отсекающий Дымовицкого от их среды.
– Какая разница? Мне только поговорить.
Петрович поглядел на его нетерпеливое лицо, вздохнул, оторвал полоску бумаги от газеты и нацарапал на ней адрес.
– Вот… Держи.
– Спасибо, – поблагодарил Опалин, прочитав адрес. – Это Верхние торговые ряды, что ли?
– Угу, – Логинов кашлянул. – Ты на кремации будешь?
Кремация была в некотором роде идеей фикс тогдашней власти, поссорившейся с церковью и наступающей на все, чем церковь занималась ранее, включая то, что относилось к области смерти. Кремация против традиционного погребения – с привлечением всех средств пропаганды, от популярных брошюрок до стишков продажных куплетистов в «Вечерней Москве»; но успехи, прямо скажем, были не слишком выдающиеся – хотя бы по той причине, что на всю страну имелось лишь несколько крематориев. Кроме того, кремация порождала порой двусмысленные ситуации, как, например, с Лениным, которого нельзя было хоронить по-христиански и в то же время было неудобно сжигать с точки зрения политической. Разумеется, в тот миг Опалин не размышлял обо всех этих тонкостях. Он был молод, полон жизни, и его инстинктивно отталкивало все, что слишком навязчиво напоминало о смерти. Он не любил кладбища, похороны, траурные одежды и надгробные речи. Логинов увидел, как вытянулось его лицо, и угадал ответ до того, как он был произнесен.
– Я не… Ты же сам поручил мне… Я лучше пойду…
Он взял из рук Петровича тоненькую папку, в которой находились все материалы дела, и шагнул к двери.
– Постой, – сказал Логинов ему вслед. Опалин нехотя остановился и обернулся. – Отец этой девушки в Моссовете работает. Будь с ним вежлив и… Ну и вообще.
– Девушки? – машинально переспросил Иван.
– Ей семнадцать было.
Он вспомнил улицу, утопающую в тумане, встречный трамвай, ползущий по рельсам, платок на голове вагоновожатой, месиво под колесами, и в ушах его вновь зазвучал слабый вскрик:
– А-ах!
Последнее, что она произнесла в жизни.
– Постой, –