В фильме Бениньи Гуидо, еврейский отец, и его маленький сын Джозуэ арестованы немцами и сосланы в Аушвиц. Чтобы сделать жизнь в концлагере выносимой для Джозуэ, Гуидо убеждает его, что лагерь – сложная игра, в которой Джозуэ должен выполнить все задачи, данные ему Гуидо, и набрать баллы. Первая команда, набравшая 1000 баллов, выиграет танк. Гуидо говорит Джозуэ, что, если он заплачет, пожалуется, что хочет к маме, или скажет, что он голоден, он потеряет баллы, тогда как тихие мальчики, которые прячутся от охраны лагеря, получают дополнительные баллы. Чтобы понять, что именно не так с фильмом, достаточно провести простой мысленный эксперимент: представить тот же фильм с одним изменением – в конце Гуидо узнал бы, что Джозуэ все это время знал о том, что находится в концентрационном лагере, и притворялся, что верит Гуидо, чтобы облегчить его жизнь.

Не стоит забывать, что в некотором смысле – далеком от безумия, касающемся нашего сокровенного простейшего восприятия – Жюстин права: жизнь отвратительна, она – грязный объект, надвигающийся из самое себя, выделяя влажное тепло, пресмыкаясь, воняя, разрастаясь. Само рождение человека является почти Чужим событием – чудовищным событием, в котором нечто вырывается изнутри тела, движущегося большого и волосатого тела. Всему надлежит исчезнуть. Дух находится над жизнью, он – смерть в жизни, попытка избежать жизни при жизни, как фрейдистское влечение к смерти, которое является не жизнью, но чистым однообразным движением.

Примечательная деталь в «Древе жизни» – формула, которую фильм предоставляет для снятия эдипального напряжения: отец и сын мирятся после того, как отец просит прощения за то, что был плохим отцом, а сын отвечает: «Я – такое же зло, как и ты». Это правильная формула отцовской идентификации: я больше не олицетворяю себя с отцом как с идеалом, но я олицетворяю себя с его неспособностью быть хорошим отцом.