Евгений отступил в тень колонн, но слишком поздно: Николай Павлович, заметив чужой мундир, развернулся и зашагал к нему. С каждым шагом веселое, оживленное нежностью лицо каменело.

      – Ваше императорское высочество, – Евгений протянул великому князю пакет с генеральской подписью. – Прошу прощения за беспокойство.

      – У меня приемные часы, – отрезал великий князь. – Значит, я должен быть на посту. Жизнь, знаете, не для удовольствия.

      Просмотрел бумаги, скомкал и отбросил одну, пролистал другую – и скользнул по нему цепким ледяным взглядом.

      – Так это я вам обязан выговором? Да вы храбрец! Изводите меня из-за спины своего начальства. Генерал Бистром, прости Господи, распустил свою гвардейскую пехоту – а вы пользуетесь.

      – Вероятно, генерал Бистром счел установленный распорядок чрезмерно утомительным для солдат. И, исходя из своего опыта, изменил его для более успешного выполнения службы. – Отвечал Евгений доброжелательно.

      – Не дело гвардии менять законы! – прогремел Николай Павлович, нависая над ним. – Дело гвардии – соблюдать их! А для законов есть люди поумнее вас, поручик.

      Великий князь был намного выше него; Евгений запрокинул голову, глядя в молодое лицо мраморной красоты, где между широких бровей глубже прорезалась злая вертикальная складка, припоминал все те бесконечные случаи, когда ему следовало промолчать, и в очередной раз не выдержал искушения: