Охота на Сталина, охота на Гитлера. Тайная борьба спецслужб. Борис Соколов
Читать онлайн книгу.
местного руководителя: «Я урод империализма, а коммунизм – это детское дело, за то я и Настю любил. Пойду сейчас на прощанье товарища Пашкина убью». Платонов, окончивший повесть в апреле 1930 года – за четыре года до того, как Николаева уволили из института и тем зародили у него мысль убить кого-нибудь из руководства, – размышлял о перспективах социализма, который когда-то был кровным для него делом: «Погибнет ли эсесерша подобно Насте или вырастет в целого человека, в новое историческое общество? Это тревожное чувство и составило тему сочинения, когда его писал автор. Автор мог ошибиться, изобразив в смерти девочки гибель социалистического поколения, но эта ошибка произошла лишь от излишней тревоги за нечто любимое, потеря чего равносильна разрушению не только всего прошлого, но и будущего».
Николаев платоновский «Котлован», разумеется, никогда не читал. И на отрицание коммунизма его толкнула отнюдь не слезинка невинного ребенка, а вполне прозаическое увольнение с престижной и необременительной службы и суровое взыскание по партийной линии. Но вот реакция у него была, точно, жачевская: кого-нибудь убить. Кого именно, Николаев размышлял довольно долго. Среди возможных кандидатур Леонид Васильевич записал в дневнике непосредственного обидчика – директора института Лидака, а также второго секретаря Ленинградского обкома – Чудова, но в конце концов пришел к обоснованному выводу: «лучше всего Кирова». Как-никак фигура заметная – член Политбюро, секретарь ЦК. Наверняка войдешь в историю. Правда, с точки зрения истории лучше было бы (во всех смыслах) убить самого Сталина. Однако Николаев реалистически оценивал свои возможности. Иосиф Виссарионович далеко, в Москве, в Кремле, до него рядовому ленинградскому партийцу, да к тому же безработному, никак не добраться. А Мироныч свой, ленинградский, можно сказать, под боком. Чтобы войти в историю, встать в один ряд с Желябовым и Радищевым (а именно с ними сравнивал себя Николаев в дневнике, хотя автор «Путешествия из Петербурга в Москву», слава богу, никого не убивал), хватит и одного точного выстрела в Кирова. Над тем, что последует за этим выстрелом, Леонид Васильевич, очевидно, толком не задумывался. В октябре 1934 года он записал: «Я на все теперь буду готов, и предупредить этого никто не в силах. Я веду приготовление подобно Желябову». А в прощальном письме горячо любимой матери накануне покушения признается: «Я сижу пятый месяц без работы и без хлеба. Однако я силен, чтобы начатое мною дело довести до конца. Это исторический факт. Нет, я ни за что не примирюсь с теми, с кем боролся всю жизнь». Бороться убийце Кирова приходилось, как он говорил, с «бюрократами», с которыми он заводил склоки практически во всех учреждениях и на предприятиях, где довелось работать. Неуживчивый характер Николаева сильно мешал карьере, а именно продвижение по службе, похоже, до определенного момента составляло главную цель жизни будущего террориста. Потом главным стала подготовка громкого покушения, чтобы вся страна, весь мир узнали Леонида