Спецназовец. За безупречную службу. Андрей Воронин
Читать онлайн книгу.
осколки кафеля, кто-то охнул, и все тот же знакомый голос прочувствованно воскликнул:
– Твою ж мать!..
– Своей займись! – крикнул ему Бурундук. – По-родственному, как ни крути, дешевле выйдет!
– Ну, хватит, – сказал в коридоре звучный, властный голос, который Мамалыгин слышал впервые. – Сколько можно возиться с этим клоуном? Кончайте с ним. Ясно ведь, что…
– Погодите, – встрял земляк Бурундука, – так мы не договаривались. Постойте, я сейчас. Бурундук! – позвал он. – Ты что там, белены объелся? Ты хоть понимаешь, что творишь? За что умирать-то собрался – неужто за эту груду кирпичей?
– Так вот и мне же интересно: за что? – вступил, наконец, в конструктивный диалог с пустым дверным проемом Мамалыгин. – Вы б хоть объяснили для начала, что вам надо. А то – пиф-паф, ой-ой-ой… Я-то, грешным делом, решил, что вы по мою душу!
– Я же говорю: клоун, – убежденно повторил властный голос.
– Папку отдай, и свободен, – сказал земляк.
– Какую папку? – очень натурально изумился Бурундук.
– Сам знаешь, какую. Синюю!
– Мужики, да вы что? – воззвал к разуму рейдеров Бурундук. – Откуда у меня какая-то папка? Все папки либо в спецчасти, либо в кабинете у директора! И синие, и красные, и зеленые в горошек…
– Нет ее там, – сказали из коридора.
– А вы хорошо смотрели?
Не успев сдержать неразумный порыв, он задал этот вопрос с сильно утрированным еврейским акцентом: «А ви хо'ошо смот'ели-и?», как будто играл старого еврея-часовщика в любительской постановке пьесы, написанной по мотивам одесских рассказов Бабеля.
– Вот козел, – сказал властный голос, а земляк уже не предложил, а довольно грубо потребовал:
– Папку отдай, дурак! Убьют ведь!
– Сам ты дурак, – сказал ему Бурундук. Он нашарил в кармане завалявшийся там кусочек ванильной сушки, бросил его в рот и, с хрустом жуя, добавил: – Нет у меня никакой папки!
Это была чистая правда – целиком, от первого до последнего слова. И папки у него не было, и землячок был дурак, каких поискать. С какой стороны на него ни глянь, все равно дурак. Дурак, что во все это ввязался, и дурак, что, ввязавшись, подал голос. Если думал, что Бурундук его по этому голосу не опознает – дурак, и если вообразил, что, опознав, Мамалыгин ему поверит – дурак в квадрате, даже в кубе.
Ясное дело, Бурундук знал, где папка – сам ведь спрятал, если это можно так назвать. И только сейчас, обозвав собеседника нехорошим словом, осознал, что и сам недалеко от него ушел.
Потому что с того мгновения, когда землячок подал голос, шансов выжить у Бурундука не осталось. Он мог сказать, где папка, а мог и не говорить – теперь это не имело для него, лично, никакого значения.
Ощутив острый укол сожаления, он мысленно сказал себе: ну-ну, спокойно! Давай-ка без истерик. Как говорили взводные сержанты британской армии в Первую Мировую: ты что, собираешься жить вечно?
Вечно не вечно, но ему было всего тридцать восемь, и