Кроссворд для Слепого. Андрей Воронин
Читать онлайн книгу.
Вначале думали, что это один из многочисленных праздничных перфомансов, но исполнение похоронного марша затягивалось, Фима Лебединский никак не мог остановиться.
И тогда охрана амфитеатра решила все-таки выяснить, кто это мешает выступлениям артистов. Фиму и весь его оркестр доставили в отделение…
– Ничего вы у меня на этот раз не получите, – твердо сказал управляющий отделом культуры, припомнив прошлогодние Фимины похождения, – даже на городской помойке я вам не доверю выступать.
– Почему?
– Сами знаете, – скомканная визитка полетела в урну для бумаг.
– На ваши похороны я играть не приду, – с выражением произнес Фима Лебединский, щелкнул каблуками как заправский белогвардейский офицер и резко склонил голову.
Он покинул кабинет, обуреваемый ненавистью ко всем чиновникам. Если раньше Фима иногда еще сомневался, стоит ли покидать халупу на дне оврага, то теперь решил твердо: такого удовольствия он им не доставит. К «ним» он причислял всех, кто был обличен хоть маломальской властью.
По дороге Фима зашел в гастроном. Продавщица водочного отдела, увидевшая его в костюме, при галстуке, онемела от удивления. Фима, выложив все деньги, какие у него имелись, купил три бутылки водки и, гордо держа их в руках за горлышки, спустился в овраг.
На лавочке у крыльца его уже поджидали двое жмуровиков, желавших первыми узнать от диспетчера, какая площадка в городе отведена им на время праздника. На другой заработок рассчитывать не приходилось. Люди словно сговаривались на дни проведения «Славянского базара», переставали умирать.
– Ну, Фима, не томи, – попросил барабанщик, завороженно глядя на искрившиеся на солнце бутылки с водкой.
– Не будет для нас праздника! – патетично воскликнул Фима, открывая дверь дома.
– Почему?
– Им не понравилось наше прошлогоднее выступление.
– Так я и знал.
Трое мужчин сели на кухне вокруг ванной, накрытой досками. Было слышно, как журчит вода в унитазе за занавеской.
– Дедушка, твое здоровье!
Фима поднял рюмку, подмигнул железнодорожнику тридцатых годов и опрокинул водку в горло. Он был так расстроен, что даже очки запотели.
– Душно мне.
Фима рванул галстук, расстегнул верхнюю пуговицу пока еще белоснежной рубашки. Его загорелое лицо стало таким черным, что казалось, Фима не еврей, а негр. Барабанщик тяжело вздохнул и выпил молча.
– Чего дома сидеть?
Долговязый тромбонист с тоской посмотрел в открытую дверь, за которой виднелись деревья, а за ними сверкала река.
– Вынесем стол на улицу, там и посидим.
Предложение пришлось по вкусу. Из комнаты вытащили круглый стол, стулья. На улице и пилось лучше, и говорилось откровеннее.
– Эх, во что они Витебск превратили, – вздыхал пьяный тромбонист после очередной ходки к гастроному.
– Такой город был! Одни фамилии чего стоят: Шагал, Малевич, Добужинский, Лисицкий…
– Бахтин, –