Политическая психология. Психосемантический подход. Виктор Федорович Петренко
Читать онлайн книгу.
– более широко – всего живого (вспомним рассказ «Маугли» Киплинга: «Мы с тобой одной крови»).
Наконец, четвёртый фактор-категория семантического пространства политических партий был задан противопоставлением «Сторонников ↔ Противников демократических преобразований горбачёвской перестройки». По этому фактору на одном полюсе оказались демократы, анархисты, левые и правозащитные организации в оппозиции к различным фракциям КПСС (КП РСФСР Полозкова, марксистская платформа в КПСС, коммунистическая инициатива), монархистам и националистам. КПСС в целом по этому фактору заняла нейтральную позицию.
Кластерный анализ также выявил три больших кластера политических партий. Часть этих партий в последующем просто исчезла с политической арены. Первый большой кластер образовывали многочисленные партии демократической ориентации. Демократы вместе с примыкающими к ним правозащитными организациями, Анархистами, Социалистами и Зелёными образовывали самый большой кластер. Другой кластер образовывали Коммунистическая партия, Объединённый фронт трудящихся и различные фракции КПСС. Интересно, что сторонники М. С. Горбачева в КПСС попали в первый кластер вместе с Демократами. Третий кластер составили Националисты, Монархисты, Общество охраны памятников (как политическая организация и религиозно-национальное объединение). Эти три больших кластера (с разными весовыми коэффициентами) и определяли ведущих игроков политического поля России в 1991 году.
К лету 1991 года наше исследование было закончено и была написана большая статья «Семантическое пространство политических партий», которую мы отдали в «Психологический журнал». Статья благополучно вышла в шестом номере этого же года. Мы надеялись, что она вызовет значительный научный и политический резонанс, но наступившие драматические события спутали все наши планы.
В августе 1991 года я впервые выехал в США на конференцию по психолингвистике, проводившуюся в столице штата Нью-Йорк, городе Олбани. Помню тот шок, который охватил меня уже на промежуточной посадке в Канадском аэропорту. После голодной Москвы, при пустых продовольственных прилавках и продуктовых наборах от профсоюза, которые выдавались в качестве поощрения по праздникам, обилие деликатесов в дьюти фри вызвало разве что не слезы. Оказалось, возможно и такое! И сейчас, при не меньшем ассортименте наших продовольственных магазинов, чем в западных странах, я вспоминаю свой эмоциональный шок с удивлением.
Как могло вызвать стресс то, что вроде бы и есть нормальное состояние для нормальной страны? К хорошему быстро привыкаешь. Но, видимо, в моей генетической памяти содержится и «голодомор», пережитый отцом, дедом и бабушкой на Украине в тридцатые годы прошлого века, и неописуемый страшный голод, пережитый моей матерью, сестрой, бабушкой и дедушкой в блокадном Ленинграде.
В Олбани на конференции я был единственным русским. Мой доклад по проблемам семантического анализа значения вызвал благожелательный интерес,