Когда наша совместная трапеза закончилась, Грег, наконец, разрешил мне задавать вопросы. Он терпеливо и очень обстоятельно отвечал на них, стараясь в подробностях описать разновидности своих… точнее, наших ощущений. Объяснял мне, что для того, чтобы отличать их, человек должен очень хорошо знать самого себя.

      – Что ты имеешь в виду? Что значит знать себя? – допытывалась я. – Понимать, как выглядят и как устроены внутренние органы? Или мозг? Но я изучала анатомию ещё в интернате, а в колледже у нас был краткий курс нейрофизиологии, и я прекрасно себе представляю, как устроен человек.

      Но Грег сухо засмеялся в ответ:

      – В этом и беда всех алéксов: вы фокусируетесь исключительно на физиологии. Но человек – нечто большее, чем набор мышц, костей и нервных волокон.

      – У алéксов нет никакой беды, – парировала я. – Это не мы отверженная часть общества. И различия в общем уровне жизни алéксов и эмпатов говорят сами за себя!

      Мне хотелось ещё много всего наговорить Грегу в тот вечер, но когда он решительно снял с моих глаз повязку и убрал своё секретное оборудование, разум мгновенно просигнализировал, что необходимо остановиться. Зачем подвергать себя риску и нарываться на агрессию? Кто знает, чего ожидать от обиженного эмпата – эти люди совершенно непредсказуемы. Поэтому я быстро сменила тему, зацепившись взглядом за предметы, окружавшие меня.

      – А что это за изображения висят у тебя на стенах в рамочках? Для чего они нужны, если их вид не меняется и с ними в принципе ничего не происходит, пока ты на них смотришь?

      – Изменения не всегда должны происходить во внешнем мире, – ответил Грег. – Внутренние перемены, происходящие в самом наблюдателе порой гораздо важнее.

      Я опять не поняла, о чём он говорит, а Грег тем временем продолжал:

      – Все эти изображения – картины, написанные от руки.

      – Тобой?

      Грег помедлил с ответом.

      – Некоторые – мной. Другие – моими близкими. Но есть и те, что написаны моими бывшими клиентами.

      Я пригляделась к одной из картин, висевшей прямо напротив меня. Но тщетно я пыталась определить, была ли она написана самим Грегом или кем-то из алéксов, приходивших сюда до меня. Я совершенно ничего не смыслила во всех этих цветовых пятнах и мазках.

      – И меня ты тоже заставишь рисовать?

      Грег фыркнул:

      – Ты сама захочешь. В противном случае клянусь и пальцем не пошевелить в этом направлении, – и он поднял обе руки, демонстрируя