Но пока тянулось время, до того самого мгновения, как оно прыжком ринулось вперед, как зверь из засады, и оказалось, что его едва хватит, чтобы добежать до метро и успеть в Музей к трем, я бродила по дому, как во сне, и все являлись мне, словно привидения, давно забытые картины странной моей жизни. Не самые светлые – а почему-то страшные. Такие страшные, что прежде я никогда их и не вспоминала.

      Вот она, моя жизнь. Правда о ней. Главное в ней. Ее узор.

      Почему узор такой, а не иной, я не знаю. Может быть, когда-то взрослые не пустили меня на праздник – оставили одну в темноте, велели спать, а сами у зажженной елки смеялись и танцевали? И может, все у меня было – все, кроме любви?

      Я не могу жить без любви. Я хочу на праздник. Боюсь остаться одна, в темноте.

      Но остаюсь. Снова и снова, раз за разом остаюсь одна в темноте – точно как в детстве.

      Никто не любит меня, а я живу любовью. Она во мне. Рок питается ею, проросшей во мне неведомо из какого зерна. Из одиночества, наверное. Рок преследует меня, жалит и гонит, словно овод, насланный древней ревнивой богиней. Ревновать меня не к кому, да и не за что. Но страсть и страдание – неразлучная пара. А во мне этого столько, что я нужна року, как хлеб голодному и вода жаждущему.

      И когда раз за разом я остаюсь одна на дороге, то не ветер холодит мне лоб и не зима ледяной рукой сжимает сердце.

      Я помню этот холод в груди.

      Помню ночь, когда вновь явился Митя – и снова под Рождество, после кафедральной вечеринки. Появился у двери – и остался. Я знала, что он вернется. Ведь я любила его и не просто ждала – целый год жила надеждой. Ожиданием. Но утром он снова ушел, стараясь на меня не смотреть.

      Я помню этот холод в груди. Прошло полтора месяца с Митиной ночи, и вот я снова лежу одна. Без сна. Вечером я сказала Мите, что беременна, – позвонила, попросила зайти и сказала. Вертя в руках направление на аборт, он опять старался не смотреть – ни на серую продолговатую бумажку бланка, ни на меня.

      – Знаешь, – услышала я наконец, – я все-таки пойду. Пока.

      Дверь захлопнулась. Я осталась одна и легла в постель. Чья это холодная рука у меня на сердце?

      Через неделю он вернулся, чтобы остаться. Я была так счастлива. Теперь у меня было все.

      Еще одна ночь. Ветреная, сухая, уже весенняя. Ребенок шевелится во мне, а я лежу без сна. Накануне одна знакомая – Митина, не моя – сказала мне, что это Ада из Калифорнии посоветовала Мите вернуться и жить со мной, чтобы ребенок родился. А сам он не хотел. Но она его убедила. Он позвонил ей, сказал – и она его убедила.

      Мне