Сталинград. Том первый. Прощайте, скалистые горы. Андрей Воронов-Оренбургский
Читать онлайн книгу.
грохотом и огнём выстрелов, окутывая траншеи завесой попаданий. Короткие прицельные пулемётные очереди немецких танкистов жалили будь здоров, – не давали солдатам поднять головы.
* * *
Точным, быстрым броском он скатился к расчёту. Занял позицию. У пулемёта пластами лежали номера: наводчик Александр Бушков, жарил без передышки, впустую растрачивая диск; около него стонал раненный в грудь совсем молодой солдат Пашка Симутин, призванный из Рязани, не то из Костромы.
– Гады упёртые…Ненавижу! Суки… – костерил немцев Симутин. Видно было: его муки были невыносимы. Ему хотелось рыдать от боли, но тщетно. Рыдания зарождались где-то в глубине его естества, рвались наверх, но не достигали пересохших губ, не воплощались в слёзы, но тяжёлыми камнями срывались на дно души, вырывая лишь жалобный стон. Новобранец чуть приподнял голову. В проёме блиндажа, среди сломанных балок и пробитых снарядом перекрытий, окружённых тлеющей ветошью и рваньём маскировочной сетки узрел край белёсого неба, тающие звёзды…Повернул лицо и увидел ротного командира. Через силу, как смог, дрогнул губами, – улыбнулся любимому командиру. Капитан Танкаев, преодолевая эмоции, одобряюще кивнул Павлу, приметив на посиневшем, измождённом страданием полудетском лице этот влажный слабый оскал.
– Прямой наводкой…бьют псы…Ишь, как утюжат гансы. По мёртвым бы так…не лупили. Так ведь, товарищ капитан?
Магомед видел, как на груди Симутина, принявшего на этом рассвете свой первый бой, пузырилась кровь, видел, как синюшно белело лицо, и дрожал в муках серо-фиолетовый рот. Забывая о злобном свисте пуль, капитан склонился над юным бойцом.
Уф Алла! Пашка Симутин был почти так же «желторот», как и его младший брат Сайфула, что остался при матери и отце в далёкой родной Ураде. Быть может, немногим старше, двумя-тремя годами…Горло капитана сдавили клещи отчаянья, когда он мельком взглянул на хлюпающую кровью рану, – понял, – рана от разрывной пули – смерть Пашке, и ясно узрел смерть в его обволоченных мутью, светло-серых глазах.
– До свадьбы, заживёт! – подмигнул он, и тут же гневно зыкнул, на остервеневшего Бушкова: – Пр-рекратить огонь! Какого чёрта…патроны переводишь, индюк?! Готовь гранаты, стрелки! – капитан силой оттолкнул от пулемёта олютевшего Бушкова. И, хватая горячим взором всех сразу, вздувая на горле верёвки сизых жил, гаркнул:
– Ну, орлы! Пробил наш час! Живы будем – не помрём! Всем приготовить связки гранат! Подпустим эти утюги поближе и жахнем. Воллай лазун…Через нас не пройдут!
Стрелки бросились исполнять приказ. Однако Бушуев ни на шаг не отступил от своего пулемёта. Две связки гранат уже угнездились под его рукой, в выбитом сапёрной лопаткой углублении.
– Сволочи, мать вашу в трещину… – глухо и зло прорычал он, склонясь к земле, хватая ртом снег, ощущая его холодную, хрусткую сладость. Его матерная брань касалась как немецких пулемётчиков, костью в горле, мешавших перебежкам бойцов, так и своих полковых артиллеристов, будто напрочь забывших о существовании их роты. – Сукины