---

Скачать книгу

---

ему откровением —

      и умер я… и видел пламя

      невиданное никогда{100}.

      Каменный застывший мир, однообразный в движении и неподвижности, подчинен огню и дыханию Духа. Горе – смерть – любовь – то, что сотрясает эту каменность, возмущая хаос для того, чтобы за нею клубами обнажился вечный строй гармонии, мир «единый необманный» из ангельских песен и пламени последнего огненного крещения.

      Любовь у Гумилева либо Беатриче: искупающее всё низменное и возрождающее его к небесному (вспомните того нищего художника, который жил

      в мире лукавых обличий,

      грешник, развратник, безбожник…

      Но он любил Беатриче…){101}

      либо «Троя, разрушенная Ахейцами» – сильнее смерти, страшная разрушающая сила, огонь сожигающий – но в обоих случаях любовь для него освобождение души из уз праха.

      Во всем строе души Гумилева есть что-то ангельское, неземное. Он беседовал с серафимами —

      ко мне нисходят серафимы.

      Он мог смело сказать про самого себя:

      душа моя дивно крылата

      и тело мое из огня{102}.

      Что же это за дух в мире материи – и заметьте, не отрицающий ее, но утверждающий и освящающий ее каждым своим взглядом и прикосновением.

      Не напоминает ли нам его душа другую душу тоже воина и поэта, слишком рано покинувшую этот мир противоречий, чтобы найти свое умиротворение? Я говорю о трагической тени Лермонтова.

      Не вернулся ли лермонтовский демон на землю в образе гения нового поэта, чтобы пройти до конца назначенный ему путь от падения, через исступление мукой раздвоения к прощению и возврату на свою небесную родину? Змеиная мудрость увлекла его в бездну, обрекла на вечную неутолимую тоску по кротости голубиной; то, что должно было быть единым, томилось в разделении, пока не исполнились сроки небесного правосудия. И вот изгнанный дух возвращается в семью ангелов, мир становится Богом, а Бог миром.

      В одном из стихотворений Гумилев «грозный серафим» (кротость голубиная) некогда говорил «тоскующему змею» (змеиная мудрость):

      Тьмы тысячелетий протекут

      и ты будешь биться в клетке тесной,

      прежде чем настанет Страшный Суд.

      Сын придет и Дух придет Небесный.

      Это выше нас, и лишь когда

      протекут назначенные сроки,

      утренняя грешная звезда,

      ты придешь к нам, брат печальноокий.

      Нежный брат мой, вновь крылатый брат,

      бывший то властителем, то нищим,

      за стенами рая новый сад,

      лучший сад с тобою мы отыщем.

      Там, где плещет сладкая вода,

      вновь соединим мы наши руки,

      утренняя, милая звезда,

      мы не вспомним о былой разлуке{103}.

      То, что знал уже тогда грозный изгоняющий змея серафим, исполняется, потому что исполнилось в душе поэта. Назначенные сроки протекли, настало огненное крещение, и «за стенами рая» – на земле – слились воедино мудрый змей и кроткий голубь, чтобы никогда не вспоминать о «былой разлуке».

      За Свободу!, 1931, № 257, 27 сентября, стр. 3–4. Ср.:

---

Скачать книгу