Осенний, теплый, золотистый вечер 1982 года. Я усталый шагаю по уютным улочкам с работы и ловлю себя на мысли, что терпенье лопнуло. Не хочу больше видеть ненавистную стройплощадку. Глядя на рабочих бригады, которым далеко за пятьдесят, боюсь даже представить себя на их месте.

      Всё, я решился изменить ситуацию и вырваться из рукавиц каменщика третьего разряда. Хотя, как молодому специалисту это было практически невозможно. Три года жизни после техникума я должен был отдать стране, или отслужить два в Советской Армии. Арифметика проста, а считать я умел. И тогда мне казалось, что это был единственный выход к моей свободе, на котором красовалась вывеска «ВОЕНКОМАТ»

      – Что хотел? – спросил меня точеный офицер, в зеленой рубашке.

      – Возьмите меня в армию! – неуверенно сказал я и покосил глазами, на плакат с бравым десантником наперевес с автоматом.

      – В ааааармию? – потянул, с явной иронией хозяин кабинета.

      – Хочу отдать долг Родине!

      – Какой еще долг?

      – Желательно интернациональный! – неуверенно улыбнулся я.

      Военный ухмыльнулся усами и, небрежно перебирая листки на столе, сказал:

      – Принесешь справку из психушки, тогда поговорим! – и я очутился на улице.

      Я шёл расстроенный и оскорблённый, от досады, пиная пожухлую листву. Разве по мне не было видно, что я нормальный?! И рост, и вообще…

      Взяв справку в больнице, на следующий день, уже с утра, как часовой, я стоял перед дверьми комиссара. А!! Вот и он! Наконец-то!

      – Опять ты? – улыбнулся подполковник.

      – Вот справка! я нормальный! – хлопая глазами, прошептал я. Военком мельком посмотрел в мою сторону.

      – Принесёшь ещё одну из милиции, что на учете не состоишь, и грешков за тобой нет. Понял? Выполняй! – делать было нечего, как выполнять.

      С полной решимостью я зашагал на улицу Пионерскую, где находилось УВД.

      Потом я приносил справки из загса, домоуправления, поликлиники и ещё откуда-то, но начальник не унимался. К счастью, фантазия военных имеет предел, и всё закончилось. Я победил в своём первом неравном бою. Подполковник выкинул белый флаг в виде списка фамилий и адресов. И пухлой пачки повесток.

      В восьмидесятые годы служили практически все, не служить было позорно (западло). Ни одна девчонка не воспринимала парня полноценным, если он не служил в армии. Одним из первых вопросов при знакомстве был:

      – Служил, не служил? Служба в Армии была почётна и давала много привилегий и для поступления в институт, и на хорошую работу. Слово «уклонист» еще не применялось, в широком смысле. А «ДОБРОВОЛЕЦ» звучало гордо.

      – Вот.… Всё сделал! – я протянул список военкому, встретившемуся при входе в здание.

      – Иди на медкомиссию, там по коридору, увидишь! – офицер скрылся в темноте кабинета. Через несколько минут я окунулся в живой поток из голых тел. Поток бурлил в зашарпанных коридорах военкомата. Разноперая масса шипела, матюгалась, шевелилась, хихикала, переговаривалась…

      Кабинеты, коричневыми ртами дверей, не разбирая, глотали мальчишек и тут же выплевывали с тоненькими папками дел, на которых синел штамп – «ГОДЕН»!

      Заключительный аккорд. Я стою перед призывной комиссией в семейных трусах и жду приговора. Сейчас решится дальнейшая судьба. Волнение, громыхание сердца, холодок по спине…. – Что меня ждет???

      – В диверсанты! – рыкнул председатель комиссии, небрежно листая мое дело.

      – Какие диверсанты? – почти шёпотом простонал я.

      – Узнаешь! – не поднимая головы, гавкнул повелитель судеб.

      – Разве есть такие войска? – я сдулся. В голове проносилось:

      – Придурок! Кто тебя дёрнул! Доигрался? Доброволец, мать твою!!!

      – Мне еще пятОк таких пацанчиков надо! – кому-то невидимому, цедя сквозь зубы, констатировал полковник. Ноги мои подкосились, как я не упал?

      – Шутите! – вслух подумал я. Скорее всего, это из-за моего роста (метр девяносто шесть). Какой из меня диверсант – я худой и десяти раз не подтянусь! – защебетал я птичьим голосом.

      – Научат! Какие шутки, а мясо нарастет! – устало выдохнул председатель.

      Я прикрыл глаза. В голове замелькали отрывки из военных фильмов. Вот я закладываю взрывчатку под железнодорожный мост, беру языка и, жертвуя собой, взрываю немецкого генерала…

      – Ему нельзя в диверсанты и в десантники, и в пограничники, и тем более на флот! – женский голос пронесся по кабинету, как песня ангела хранителя. Через очки на меня смотрела женщина средних лет в белом халате и указывала пальцем в медицинские бумаги. По всему