В тусклом вечере дымящий зной сокрылся.

      День, сожженный праздно, отпылал багрянцем.

      Благовест субботний прозвучал и позабылся.

      Залились стрижи вечерним танцем.

      В городском саду брожу один уныло,

      Сумрачно гляжу прохожим в лица.

      Тяжело мне. Сердце грустью защемило,

      Отуманились предчувствием ресницы.

      Жизнь тоскливая, жизнь скудная, как этот сад проклятый,

      Вся ты, жизнь моя, покрыта пылью серой.

      Ах, устал, давно устал мой конь крылатый,

      И не справиться наезднику с Химерой.

      Нити телеграфные на розовом закате.

      На ночлег угрюмо просит оборванец.

      Сердце ноет жалобно, горюет об утрате.

      Кончился стрижей зловещий танец.

      Раскаленный пыльный город,

      Скучный и пустой.

      Мокрый липнет к шее ворот,

      Жжет фуражку зной.

      Там, за острой колокольней,

      Призраком седым

      Еле брезжит берег дольний,

      Пароходный дым.

      Там в тумане мутно-сером,

      Близится заря.

      Вознеслась над тощим сквером

      Статуя Царя.

      Продают клубнику, вишни,

      Вафли, лимонад;

      Я, проезжий, точно лишний,

      Пробираюсь в сад.

      Здесь над Волгою киоски,

      Рев военных труб,

      Шум толпы, с купален всплески,

      Клены, липа, дуб.

      В дождливо-сумеречный день,

      Когда в тумане меркнут лица,

      Когда и жить и думать лень,

      Брожу по улицам столицы.

      Голубовато-серый дым

      Развесил бледные волокна,

      Туманом призрачно-седым

      Слезятся слепнущие окна.

      Голубовато-серый дым

      Окутал башен силуэты,

      Кресты церквей плывут над ним.

      Бульвары сумраком одеты,

      Тускнеют вывесок слова,

      Прохожих гаснут очертанья.

      И, как намокшая трава,

      Моя душа таит рыданья.

      Покинув грязный тротуар,

      Меж звонких конок, легким бегом

      Спешу