Наша самая прекрасная трагедия. Извас Фрай
Читать онлайн книгу.
к воспоминаниям. Настоящее – это даже не секунда, а сотая её часть. Мир успевает измениться бесчисленное количество раз, пока мы даже не успеваем моргнуть. И лишь фотография – это способ запомнить реальность такой, какой она была когда-то.
В тот день я успел сделать сотни снимков. Во многих не было никакого смысла, никакой истории – был лишь объект и окружавшая его, случайным образом сложившаяся, композиция. Я специально просил Гоголя подождать, пока я зайду в очередной двор и осмотрю каждый дом. Мне самому не было ясно, что за мания возникла у меня на ровном месте. Он терпеливо ждал, затем шел, обсуждая со мной что-то, а после сам себя прерывал на полуслове, пока я снова не обойду вокруг очередного квартал с фотоаппаратом у лица.
Мне хотелось отблагодарить Гоголя за терпение, с которым он обошелся со мной. Не знаю, как бы я повёл себя в любое другое время, если мой новый знакомый через каждые десять шагов убегал в сторону, гоняя голубей, забегал во дворы и переходил с одной стороны дороги на другую, чтобы фотографии получилась с разных ракурсов. Меня самого такое поведение очень быстро вывело бы из себя, а его нет, мой космический спутник держится молодцом. А может, Гоголь просто в это время смеялся надо мной, а потому не заморачивался над тем, чем себя занять. В любом случае, собеседником я был неважным: говорили мы о Германии, Украине, но отрывистыми фразами и о всякой чепухе, которая была у них общей или разной. Я и не нуждался в собеседнике – я полностью посвятил себя своей мании и пребывал в творческом экстазе. Если есть хоть капля, хоть щепотка вдохновение, то всё остальное в этом мире перестаёт быть важным. Хоть я и нащелкал немыслимое количество снимков, я с осторожностью и вниманием относился к каждой. Фотография – это искусство воспоминаний, след навсегда ушедшего момента, и она не прощает пренебрежительного отношения к себе. А Гоголь в это время, обычно, стоял в стороне, курил одолженные им у меня сигареты и следил, как бы мы не сбились с маршрута, чтобы я не заблудился или не попал в неприятности. Когда он видел, что я начинал уж слишком заигрываться, он подходил ко мне, клал руку на плечо и тряс, поторапливая меня и вразумляя, пока я не приходил в себя и не шел дальше. А затем, я неизменно, и точно так же увлекался вновь.
По словам моего проводника по дивному новому миру, эта часть района был самой безопасной, по ней спокойно можно прогуливать даже по ночам. Если, конечно же, не наведываться в каждый встречный двор, как это делал я. Квартал, где он жил, находился в глубокой яме и опасным он был иногда даже для прогулок при свете дня. Именно эту часть Космоса он намеревался показать мне с самого начала. Мы прошли заброшенный комбинат и очутились в частном секторе. Над ним возвышались редкие островки панельных многоэтажек, стены которых словно сияли, укутанные солнечными лучами. Северный и южный входы в этот квартал загородили заводы. По всему периметру он был огорожен от всего остального мира труднопреодолимыми естественными и искусственными препятствиями, проходить через которые было либо опасно, либо крайне неприятно: