Осень, тучи, солнца мало,

      широко глаза открыты.

      Тело от работ устало.

      Грядки в зиму перерыты.

      Дождь не льёт, а лишь туманит,

      влагой вымыто пространство.

      Запах голову дурманит,

      в красках осени убранство.

      Как люблю я эту серость,

      тучи бродят косяками.

      Словно лета престарелость,

      осень встала перед нами.

      Сильный ветер завывает,

      гнёт берёзы до земли.

      Как сломать их, он не знает,

      до истерик довели.

      Истерически он кружит,

      с корнем вырвать норовит.

      То дождями вдруг завьюжит,

      то засвищет как бандит.

      Только гибкие берёзки,

      непокорные ему.

      Вон роняют свои слёзки,

      гнёт зачем их, не пойму?

      Но устал ветрище – воин,

      затаился у реки.

      Он упрёка не достоин,

      все болваны ветерки.

      Дождь стучит мне в железную крышу,

      словно путник, что просится в дом.

      Забираюсь по лестнице, слышу,

      как чердак, перепуган дождём.

      Он дрожит всеми фибрами балок

      и испуганно смотрит в окно.

      Не поймёт он, поэтому жалок,

      а в окошке уж вечер, темно.

      Я погладил его, успокоил:

      «Над тобой ведь железо, броня».

      Он похоже науку усвоил

      и устало смотрел на меня…

      Дождь стучит мне в железную крышу,

      словно путник, что просится в дом.

      Я удары всё слышу и слышу,

      а чердак, спит чудак под дождём.

      Заволокло туманом всё пространство,

      скрыв в молоке всё осени убранство.

      Не видно чуть алеющий восход

      и «зебры» не рассмотрит пешеход.

      Туманное нас окружило царство,

      такое вот от осени коварство.

      Не видят птицы веток и земли,

      на якорь встали в море корабли.

      И волны лишь туману непокорны,

      песок ласкают, лишь слегка тлетворны.

      И растворяясь медленно в песке,

      обратно убегают налегке.

      Заволокло туманом всё пространство,

      скрыв в молоке всё осени