Здесь был Баранов. Елена Хаецкая
Читать онлайн книгу.
сказал сириец.
– Понятно, – заявил Дима с набитым ртом. – Почему он за меня заступился? Он местный альтруист?
Сириец пожал плечами:
– Блажь, значит, такая.
– А почему его назвали «кашеедом»? – не унимался Дима.
– Назвали и назвали. Он не всякому спустит, так что ты лучше забудь об этом навсегда. – Сириец подумал и добавил, чтобы Диме было понятнее: – На арене Север непобедим. И никогда не щадит побежденного.
Дима, черпавший основную информацию о жизни из книг Высокого Гуманизма, всю жизнь полагал, что гладиаторы всячески пытались друг друга спасать и выручать. Некоторое время он жевал молча. Потом продолжил распросы.
– Почему же у него такое мирное прозвище?
– Потому что каша – их национальная еда.
– Да ну! – сказал Дима. – Вот это совпадение! У нас в интернате тоже каждый день каша. И все рубают за милую душу, один я урод какой-то. От перловки у меня вообще судороги делаются.
– Ты разве тоже римлянин? – удивился сириец.
– Нет! – отрекся Дима.
Сириец снова пожал плечами.
– Но ведь Север – римлянин, – ответил он. – Разве ты не видишь?
Дима покачал головой:
– Как я могу что-то видеть, когда я на Сицилии-то второй день… – Он вдруг спохватился. – Как же это римлянин угодил в гладиаторы?
– Он осужден уголовным судом.[15]
– Ну и дела, – сказал Дима.
Когда Баранов вышел из столовой, солнышко уже припекало. Во дворе сражались на деревянных мечах четыре пары. Дима стоял посреди двора, засунув руки в карманы и ощущая себя кем-то вроде д'Артаньяна во время его первого визита к де Тревилю. Он машинально перебирал содержимое своих карманов: носовой платок, о котором достоверно знал, что он очень грязен; несколько желудей, завалявшихся с прошлой осени; половинка расчески… В другом кармане у него прижилась ампула пенициллина, большая, как огнетушитель. Дима стянул ее из методического кабинета врачевания со смутной мыслью использовать потом в каких-либо целях.
Баранов поковырял шарик на запаянном конце ампулы. «Что делать?» – как сказал Чернышевский.
Его окликнули. Он увидел невысокого, уже пожилого человека, лысого, с большими ушами.
– Я Арий Келад, – сказал он. – Врач этой школы. Ты Вадим?
– Да, – настороженно ответил Дима, ожидая подвоха.
Арий Келад привел его в тесную, но очень светлую комнату, и велел раздеваться. Дима принялся совлекать с себя изрядно пострадавший серебристый комбинезон. Келад внимательно смотрел, как он вытаскивает ноги из штанин, не снимая ботинок, а потом сказал:
– И ботинки сними.
Голый Дима сел на пол и начал путаться в шнурках.
– Встань, – терпеливо сказал Келад. – Стой ровно.
Он осмотрел барановские зубы, послушал сердце и легкие, потом надавил на живот так, словно хотел прощупать сквозь желудок ребра, и спросил, не больно ли. Дима, наученный опытом многочисленных медосмотров, сцепил зубы и стоически
Гладиаторская школа, рудники и каменоломни были в древности двумя видами каторги, причем гладиаторская школа считалась более тяжелой. Только смертная казнь была страшнее. Преступников, осужденных по суду, – убийц, поджигателей, святотатцев – сюда и отправляли. Иногда эта участь ожидала и военнопленных.