Солдаты вошли. Это были те самые новенькие, которых я должна была отличить от нормальных людей. Они пришли знакомиться, и по их тону, по их поведению, по всем неуловимым движениям глаз и рук было ясно до тоскливого крика: они совершенно нормальны. Они пришли в клуб развлекаться, не подозревая о той дымке романтизма, которая окутала эти облезлые стены, и сразу стало скучно. Они что-то говорили и смеялись. Но было скучно. В них не было чего-то самого главного, и они не понимали этого.

      И тогда с невероятной ясностью я увидела, что никогда больше не будет здесь рыцарства и настоящего веселья, потому что новеньких очень много, гораздо больше, чем чудаков, танцевавших с нами на новогоднем балу…

      Я спустилась вниз и подошла к Сиру. Он стоял на пороге и смотрел на снег.

      – Вы куда?

      – Я больше не приду, – сказала я. – Спасибо… за все.

      Он внимательно посмотрел на меня и вдруг догадался.

      – Ждите здесь.

      И быстро ушел.

      Я с тоской посмотрела ему вслед. Было больно думать, что все кончилось так внезапно и быстро. Еще не растаял снег. Но все кончилось. Исчезло обаяние. Их больше, их намного больше, и они не поймут.

      Вернулся Сир и повел меня в залу – за руку. Там были построены во фрунт все новенькие.

      Чужие, ухмыляющиеся лица. Сир наклонился ко мне.

      – Кто из них тебя обидел?

      У меня закружилась голова. Это ужасно, когда перед тобой стоит шеренга, и ты можешь на любого указать пальцем – «этот».

      – Никто, – сказала я. – Меня никто не обижал.

      Насмешливые и злые взгляды вслед. И один взгляд – недоуменный, грустный.

      Глава вторая

      Ты мной питаешься, Витус. Ты, как и моя жена, не можешь понять, что человеком нельзя питаться систематически. Человеком можно только время от времени закусывать. Впрочем, вполне возможно, что в данное время и тобой самим уже с хрустом питается какой-нибудь твой близкий дальний родственник или прицельно облизывается дальний знакомый…

      Хатковская и я сидели на уроке биологии. К девятому классу все, что происходило у доски, перестало нас интересовать. Поэтму мы с ней читали: она – мемуары Коленкура, я – «Избранника судьба» Шоу.

      «Избранника судьбы» мне принесла Наталья после того, как мы втроем углубились в литературу о Наполеоне. Я смотрела на картинку: молодой худой генерал с мрачным лицом сидит на столе, широко расставив ноги; одной рукой опирается о стол, другую упер в колено – и думала о том, что такого Наполеона я люблю. Хотя он и не похож на нашего Сира.

      Вдруг до нас донесся жгучий спор.

      – Не, – настаивал Митяйчик, – а все-таки кто произошел раньше: курица или яйцо?

      – Теплов выйти из класса!

      – Не, я выйду, но вы скажите…

      Хатковская повернулась ко мне и с неожиданно вспыхнувшим вдохновением начала рассказывать:

      – На совершенно пустынной голой земле, когда не было еще жизни, под черным небом лежало одинокое яйцо…

      И