Симон-отступник. Елена Хаецкая
Читать онлайн книгу.
по которому мы должны были выплатить за венецианские корабли огромные деньги, и требовал, требовал.
День ото дня Симон становился все мрачнее. Он не хотел сидеть на острове и голодать. Ему не нравилось, что полог его палатки по утрам тяжелеет от влаги, что оружие так и норовит покрыться пятнами ржавчины, что оруженосец слег в гнилой лихорадке, а дело, ради которого они отправились в путь, стоит на месте.
И вот было решено, что все паломники собрались и больше никого ждать не следует и был объявлен сбор денег за перевоз.
Явились присланные от дюка – два жирных старца и один тощий, все чин по чину: с глашатаем и даже при барабане.
…Ибо Венеция, терпя убытки все то время, пока строила для наших нужд этот прекрасный флот, превосходно выполнила все свои обязательства, взятые год назад по договору, и теперь благородному крестоносному рыцарству надлежит выкладывать денежки в размере: за каждого рыцаря четыре марки чистым серебром кельнской меры, с каждого оруженосца по две марки, за каждого коня еще по четыре марки, а за поваров, конюхов, щитоносцев и шлюх, коли нам так любо тащить их за собой, – по одной марке…ибо не оставлять же всю эту сволочь в благородной Венеции… как это указано в договоре, исходя из того, что предполагалсь изначально, будто людей будет двадцать пять тысяч, а коней девять тысяч, и еще какие-то тысячи за продовольствие, фураж и перевозку осадных орудий, и все это самым торжественным образом, под барабанный бой.
Гюи де Монфор был в те дни болен – его свалила та самая лихорадка, которая еще раньше унесла в могилу оруженосца, и потому Симон (хоть и молчал, по своему обыкновению), был куда более мрачен и задумчив, чем всегда.
Младший брат Симона, Гюи, был выше его ростом. Худощавый, подвижный, с темными, почти не тронутыми сединой волосами, он был еще молчаливее Симона. Могло показаться, что братья почти не разговаривают друг с другом; однако ж их редко видели порознь, а такого, чтобы один шел против другого, никто не припомнит.
Венецианский лекарь, который время от времени появлялся на острове и с многозначительным видом рассуждал о том, что внутри тела больного идет великая битва между черной и желтой желчью, сказал, поглядев на Гюи, что, судя по всему, желтая желчь одолеет в его теле черную, и с тем торжественно отбыл.
Симон, как любой воин, сам был неплохим лекарем и при случае неплохо справлялся с резаными и колотыми ранами. Мне доводилось испытывать это на себе, когда он вытаскивал стрелу, засевшую глубоко в ране, и могу сказать, что рука у него легкая. Но Гюи не был ранен, и Симон терялся. Между тем, его брату становилось все хуже и делалось совершенно очевидным, что черная желчь одерживает верх и скоро совсем задушит Гюи де Монфора.
Потом явился еще один лекарь. Тот утверждал, будто он – христианин, хотя за версту было видать, что он еврей. Мы хотели его прогнать, потому что он неверный, но Симон велел пустить его – так велико было отчаяние нашего графа. Еврею же сказал, чтобы тот поглядел на Гюи и определил, одолеет лихорадка