Она уже прошла лужи и копье, когда накатило. Сначала заслезились глаза. Катрин упорно шагала вперед. Первый приступ тошноты удалось преодолеть на удивление легко. Пустой желудок позывы игнорировал. Потом стало хуже. Пришлось приподнять косынку и сплевывать под ноги густую горечь. Стало совсем худо. Так худо, что Катрин почти не обращала внимания на накатывающие одна за другой волны страха. Страх был такой же дурной и необъяснимый, как и тошнота. В ушах звенело, в голову рвался чей-то угрожающий невнятный голос. Кто-то рычал, скулил, фыркал. Но все это терялось в сравнении с дергающимся у горла клубком желчи. Желудок вновь выворачивался, раздирался на лоскуты. Катрин отдаленно слышала собственные кашляющие звуки. «Кашлять» было нечем, горечь желчи мешалась с солью. По щекам сплошным потоком текли слезы.

      «Да что же это? Вдруг навсегда такой останусь?» – крутилась в голове одна и та же мысль.

      В смертной тоске Катрин простерла руки и побрела в сторону, где пелена была темнее. Ладонь больно ткнулась в оказавшуюся странно близко стену. Катрин захныкала – чуть не сломала пальцы, спасибо перчаткам. Перебирая руками по шершавому камню, девушка побрела вдоль строения. Путь казался бесконечным. Катрин подвернула ногу, на что-то наступив. В очередном, особенно судорожном позыве приложилась лбом о стену. От болезненного соприкосновения в голове слегка прояснилось. Черт, как полезно мозги встряхивать. Катрин снова споткнулась, рухнула на колени, ноя от боли, поползла дальше. Нет, куда тащишься? Это же ступеньки. С неимоверным трудом догадалась, что нужно подняться выше…

      Под руками