Прочтите ее ответы.

      Глава первая

      – Нет, – ответила она, —

      Мощенная булыжником базарная площадь была загажена ошметками сена, соломы, клочьями бумаги и конскими яблоками.

      Она сидела на большом камне, обхватив руками узелок, – вдыхала запах сена и навоза. Еще не просохшими глазами озиралась она вокруг, снова, уже в который раз, видела перед собой просторную базарную площадь, магазин с вывеской «Мануфактура» и возвышавшуюся поодаль красную башню костела.

      В костеле она была.

      На площади, на камне, сидит уже давно.

      Может, зайти в магазин?

      Да, непременно надо зайти в магазин, и поскорей, а то вот-вот закроется, и тогда уже некуда будет идти, совсем некуда.

      Она торопливо поправила толстую пшеничную косу, тяжело лежащую на голове, заколола ее покрепче, застегнула ремешки коричневых туфель.

      Надо спешить, а то закроют магазин.

      Базарный день кончился.

      Последняя подвода весело катит с площади. Обок поспевает, размахивая концами вожжей, неказистый взъерошенный мужичонка.

      – Но-о-о! Но-о-о, гнедой!

      Почему всклокоченный мужичок не садится на телегу? Почему трусит сбоку?

      Может, ему ловчее бежать так, опершись на грядку телеги, может, легче. Он, глядишь, поросенка продал, дюжину яиц, а то, чего доброго, и просто в долг напился.

      – Но-о-о! Но-о-о, гнедой!

      Ему, как видно, легко и сноровисто бежать рядом с подводой, навалясь на грядку.

      – Но-о-о!

      Надо спешить, а то закроют магазин.

      Она ладонью стерла пыль с туфель. Они немного потускнели сперва, а потом вдруг заблестели. Даром, что ли, она всю дорогу, девять километров, топала босиком? По стежкам – роса, на дороге – пыль. Зато на окраине городка она обмыла ноги, обула новые туфли. И не скажешь, что уже два раза надеваны.

      Первый раз обулась в них, когда ходила к усадьбе Бернотасов, Антанаса искать ходила. Самый первый раз. Отец не вытерпел – давно уже собирался, – привез из города коричневые туфли, бережно положил на лавку и тихо, не глядя на дочь, сказал:

      – Бери, бери. Не босиком же под венец идти.

      Вот и обула в первой, как пошла искать Антанаса.

      Тихо, неторопко подошла лугами к воротам усадьбы, обула коричневые туфли, а потом прижалась к глиняному кувшину, что сушился на заборе, уткнулась лбом в его прохладный бок и зажмурилась.

      Она еще ни разу не была у Бернотасов. Не осмелилась и тут отворить калитку.

      Загоготал гусак, учуяв чужого, а за ним и все гусиное полчище. Хрипло, взахлеб залаяла собака.

      Была суббота, банный день. От избы доносился шум, гомон. Видно, там уплетали картофельную бабку, запивая холодным молоком, сметаной, а может, чем-нибудь и покрепче.

      Она тихо ждала, опустив голову и зажмурив глаза, так же тихо, как шла сюда, к этой усадьбе, по полям и лугам.

      Истошно вопили гуси, все злей и злей надсаживался пес – должен ведь выйти хоть кто-нибудь! Хорошо бы он сам вышел. Боже милостивый, пусть уж он сам, Антанас… Святая Дева Мария, матерь милосердная… Только бы он, а не кто другой.

      – Эй, там? Кто собак дразнит?

      Он! Сам вышел, Антанас.

      – Я…

      Подняла голову, и он увидел.

      Оба стояли молча.

      Стояли долго.

      Антанас дернул плечом, и она подумала, что сейчас он повернется, уйдет в избу и никогда больше не выйдет оттуда, сколько ни стой здесь потом, сколько ни дразни собак, птицу.

      – Антанас!

      Он подошел. Постоял у забора, затем отпер калитку, вышел.

      Высокий, плечистый, свежий после бани, грудь нараспашку, а когда прислонился к забору, тот аж заскрипел.

      – Ну?

      Он глядел на нее сверху вниз, а она, подняв голову, не знала, что и сказать.

      – Ладная ты баба, чтоб тебя черти…

      Ухватил ее за руку, потянул к себе.

      – Все хорошеешь, а?

      Она не противилась.

      – Может,