Русь и Орда. Михаил Каратеев
Читать онлайн книгу.
любознательный Лаврушка, собиравшийся расспросить князя о вятичах, вместо очередного вопроса неожиданно для себя самого сказал:
– А ведь пора его есть, не то пережарится!
– Дело, – согласился Василий. – Ну что же, давайте вечерять да и спать. Путь назавтра предстоит трудный, и выехать надобно чем свет.
Пока Никита резал на куски гуся, Лаврушка проворно открыл одну из переметных сум, извлек из нее баклагу с водкой, хлеб и кое-какую снедь, захваченную из Пронска.
Проголодавшиеся путники плотно поужинали и, подбросив в костер побольше дров, тут же заснули на разостланных конских попонах, подмостив под головы седла.
С рассветом тронувшись в путь, Василий, Никита и Лаврушка много часов пробирались узкими лесными тропами, а то и просто чащобой, стараясь по солнцу держать направление на север, где верстах в тридцати от места ночлега им надо было выйти на довольно крупную реку Нарму.
Этот дикий угол Мещерского края представлял собою обширную, покрытую вековым лесом низину, изобилующую небольшими озерами, речками и болотами. В дождливую пору здесь мог бы проехать только человек, отлично знакомый с местностью. Но, к счастью для наших путников, давно уже стояла сушь, и они, хотя и вынуждены были поминутно объезжать предательские топи и иные препятствия, все же благополучно продвигались вперед и к полдню выехали на берег Нармы. В этом месте она была довольно широка и полноводна, что указывало на близость ее впадения в реку Гусь.
Теперь уже не было опасности сбиться с пути. Повеселевшие путники после двухчасового отдыха двинулись дальше, все время придерживаясь правого берега Нармы, а потом Гуся. Объехав стороной большое озеро с ютившимся на его берегу мещерским селением, часа через три они выехали к устью реки Колпи. Василий знал, что она, не меняя направления, течет с севера на юг и что вдоль ее берега идет дорога из Мещерского Городца во Владимир, перекрещиваясь где-то с московско-муромским шляхом. Дальнейший путь до Мурома, таким образом, не представлял особых затруднений, и на закате солнца притомившиеся всадники, проехав еще верст двадцать, остановились на ночлег в лесной деревушке, находившейся уже в пределах Муромского княжества.
Прежде чем въехать на постоялый двор, уместившийся вместе с избою и службами, под сенью одного исполинского дуба и отмеченный, по обычаю того времени, конским черепом вместо вывески, Василий придержал коня и обернулся к своим спутникам.
– Запомните крепко, – сказал он, – отныне для всех, с кем бы ни довелось нам повстречаться, будь то татары или русские, я не князь, а карачевский боярин Василий Романович Снежин. Имею вотчину под Мосальском и ныне еду вместе с вами в Вятскую землю по своим делам. Ну, умер, что ли, там мой бездетный брат, и мне надлежит принимать наследие. Коли о чем ином станут вас выспрашивать, держите языки за зубами и ответствуйте только, что господин, мол, ваш человек крутой и лишней болтовни не любит. А на людях величайте меня боярином либо Василием Романовичем.
Хозяин постоялого двора,