Ночь выдаётся густо-тёмной. Плотные чёрные облака с редким дождём закрывают звёзды, луну. Занавес на небе беспросветен. Редкие мерцающие огни на крепостных башнях служат неверными ориентирами запоздалым прохожим, возвращающимся из гостей домой. На мрачных улицах неприятно идти. Если нет спасительной масляной лампы или хвороста факела, то приходится держаться за стены домов, повторять путеводные молитвы богам.

      Странный зимний холод для обычно жаркого конца весны разливается дыханием моря. Туман застревает незваным гостем в переулках узких улиц. Насыщенный липкой солью, промозглый ветер пронимает путников до костей. Две тени случайно сходятся у колон скромного храма Тихе. Колоны храма становятся прикрытием от ветра и дождя для теней, укутанных по-ораторски68, в серых гиматиях длиною пониже колен. Тени прислоняются плечами к шершавым камням обители богини счастливого случая.

      – Брасид, сколько у нас людей при бронзе? – Властный шёпот тени, что значительно крупнее сложением, шире в плечах, выше на полголовы. Мужчин подобной телесной мощи в полисе наберётся едва ли с десяток.

      – Мой предводитель, – хрипло отзывается тень, ростом средним, пониже, жилистый муж, тоньше в фигуре, – пять тысяч преданных. Последняя партия бронзы из Аэтны прибыла сегодня вечером. Привезли на пять сотен железных прутков больше. С бронзой по качеству железные не поспорят, но для короткой работы вполне сгодятся. Прутки дали в долг, под моё слово, сроком до конца Больших Дионисий. Надбавку к цене назначили небольшую, справедливую. Бронзу и прутки раздали верным.

      – Брасид, ты поведёшь две тысячи лучших на театр. Худших, а также к нам примкнувших оставь у храма, для резерва. Резерв тот поведёшь после театра на Ахрадину. Твоё первое дело будет наиважнейшим. Ахрадина – ерунда, подождёт. Ортигию измором возьмём. На орхестре выступи перед демосом, как уговорено. Речь в рифме помнишь? – Металлический тон власти сменяется на снисходительный дружеский.

      – Помню твои