Сталинград.Том шестой. Этот день победы. Андрей Воронов-Оренбургский
Читать онлайн книгу.
прямоугольник окна, словно в доме зажглась праздничная люстра. На грохот-вспышку, как цепные псы в деревне, тот час отозвались вокруг частые беспорядочные автоматные-пулемётные очереди потревоженных русско-немецких постов.
Бляха-муха! Он едва не оказался на пути этой слепящей молнии, этого дьявольского гремучего клубка! Успел отвернуться, упасть, от взрыва, выносившего наружу серный зловонный вихрь. Используя последние секунды, вовремя нырнул в горячий пепел, в тесную темень какого-то закута средь бетонных плит, – счастливо изумляясь тому, что судьба продлевает ему эти секунды.
Выждав время, осторожно выставляя в бетонный проём край танкистского шлемофона, он чувствовал височной костью ледяное дыхание пустоши с размытыми очертаниями руин, в которых, как живые точки, таились немецкие снайперы. Его глаза туманил тугой северный ветер, наполненный кристалликами льда, наждачной пылью развалин, металлической пудрой осколков. Улица, пустая, обставленная обгорелыми зданиями, пропадала вдали. Запорошенная снегом, была испятнана чёрными вмятинами, бесформенными глыбами, от которых на белый саван ложились дроглые тени. Где-то там, за домами-переулками, лежал труп обгоревшего Редькина, застыл в надсадном рывке обезглавленный «Горыныч», валялись трупы штурмовиков, и догорал сбитый гигант Люфтваффе – бомбардировщик Fw 200 Condor.
Вон там, у горящей пятиэтажки, его, перебегавшего улицу, едва не настигли две колючие пульсирующие очереди. Отпустили, полетев дальше, вдоль обитых-облупленных, дырявых стен.
…Ребяков снова рискнул выглянуть, оценить обстановку. В доме напротив, на серой плоскости фасада слабо промерцало. Пули исклевали торец бруса над головой, осыпав его лицо колючим щепьём, просвистели у виска и щеки. Повсему, немецкий наблюдатель заметил оживление, дал щедрую автоматную очередь. Андрей сильнее вжался в спасительное узилище. "Да, брат, положение дал твоё ей-же-ей дерьмовое…и это ещё мягко сказано».
В памяти телеграфным пунктиром промелькнули слова жизнерадостного Юрки Редькина: «Не-е, братцы, чой-т не говори, а человек создан для счастья. Особенно наш, советский!…Вот вытряхнем под ленинским кумачом потроха из германского зверья… Вырубим на семи ветрах его волчью шкуру на кремлёвскую стену…Чо б другие боялись…И гульнём за всю мазуту. Это ж сколь баянов порвём, от Карпат до Камчатки! Сколь водки салютнём за Победу! Э-эх, береги жопу Европа, русские идут!
«Человек создан для счастья», как заклинание, повторил Ребяков, ощупывая притулившиеся у пряжки ремня «лимонки», и заключил: «Только вот заковыка, Юрок…выходит счастье не всегда создано для него». «Ну да ничего, ничего, брат, – ободрял себя майор. – У нас ещё будь-будь…откроется второе дыхание!2 Но уже через секунду, сам же парировал: «Только вот зачастую, оно приходит с последним вздохом».
Он задержал накалённый взгляд на заледенелой жёлто-багряной луже возле себя, – из мочи и крови. Чуть в стороне от неё лежал разбросанной копной красноармеец. Во лбу, под расколотой каской,