Революция без насилия. Махатма Ганди
Читать онлайн книгу.
наконец, получено и освобождение от гимнастики. Отец сам написал директору о том, что я нужен ему дома сразу после занятий в школе.
Если отказ от гимнастики не причинил мне вреда, то за другие упущения я расплачиваюсь до сих пор. Не знаю, откуда я взял, что хороший почерк вовсе не обязателен для образованного человека, и придерживался этого мнения до тех пор, пока не попал в Англию. Впоследствии, особенно в Южной Африке, я увидел, какой прекрасный почерк у адвокатов и вообще у молодых людей, родившихся и получивших образование в Южной Африке. Мне было стыдно, и я горько раскаивался в своей небрежности. Я понял, что плохой почерк – признак недостаточного образования. Впоследствии я пытался исправить свой почерк, но было поздно. Пусть мой пример послужит предостережением для юношей и девушек. Я считаю, что детей сначала следует учить рисованию, а потом уже переходить к написанию букв. Пусть ребенок выучит буквы, наблюдая различные предметы, такие, как цветы, птицы и т. д., а чистописанию пусть учится, только когда сумеет изображать предметы. Тогда он будет писать уже хорошо натренированной рукой.
Мне хотелось бы рассказать еще о двух событиях своей школьной жизни. Из-за женитьбы я потерял год, и учитель хотел, чтобы я наверстал упущенное и перепрыгнул через класс. Такие привилегии обычно предоставлялись прилежным ученикам. Поэтому в третьем классе я учился только шесть месяцев и после экзаменов, за которыми последовали летние каникулы, был переведен в четвертый. Начиная с этого класса большинство предметов преподавалось уже на английском языке, и я не знал, что делать. Появился новый предмет – геометрия, в котором я был не особенно силен, а преподавание на английском языке еще более затрудняло его усвоение. Учитель объяснял прекрасно, но я не успевал следить за его рассуждениями. Часто я терял мужество и думал о том, чтобы вернуться в третий класс: я чувствовал, что взял на себя непосильную задачу, уложив два года занятий в один. Но такой поступок опозорил бы не только меня, но и учителя, который рекомендовал меня для перехода в следующий класс, рассчитывая на мое усердие. Боязнь этого двойного позора заставила меня остаться на месте. Но когда я ценой больших усилий добрался до 13-й теоремы Евклида, то вдруг понял, что все чрезвычайно просто. Предмет, требовавший лишь чистой и простой способности рассуждать, не мог быть трудным. С этого времени геометрия стала для меня легким и интересным предметом.
Более трудным оказался санскритский язык. В геометрии нечего было запоминать, а в санскрите, как мне казалось, все надо было заучивать наизусть. Этот предмет мы начали изучать тоже с четвертого класса. В шестом классе я совсем упал духом. Учитель был очень требователен и, на мой взгляд, слишком утруждал учеников. Между ним и преподавателем персидского языка было нечто вроде соперничества. Учитель персидского был человек весьма снисходительный. Мальчики говорили, что персидский язык очень легок, а преподаватель хороший и внимателен к ученикам. «Легкость» соблазнила меня,