Тайна болезни и смерти Пушкина. Александр Костин
Читать онлайн книгу.
что вы думаете? Он действительно пишет графу Бенкендорфу третье покаянное письмо, ликвидируя «сухость» предыдущего:
«Граф!
Позвольте мне говорить с вами вполне откровенно. Подавая в отставку, я думал лишь о семейных делах, затруднительных и тягостных. Я имел в виду лишь неудобство быть вынужденным предпринимать частые поездки, находясь в то же время на службе. Богом и душою моею клянусь, – это была моя единственная мысль; с глубокой печалью вижу, как ужасно она была истолкована. Государь осыпал меня милостями с той первой минуты, когда монаршая мысль обратилась ко мне. Среди них есть такие, о которых я не могу думать без глубокого волнения, столько он вложил в них прямоты и великодушия. Он всегда был для меня провидением, и если в течении этих восьми лет мне случалось роптать, то никогда, клянусь, чувство горечи не примешивалось к тем чувствам, которые я питал к нему. И в эту минуту не мысль потерять всемогущего покровителя вызывает во мне печаль, но боязнь оставить в его душе впечатление, которое, к счастью, мною не заслужено.
Повторяю, граф, мою покорнейшую просьбу не давать хода прошению, поданному мною столь легкомысленно.
Поручая себя вашему могущественному покровительству, осмеливаюсь изъявить вам мое высокое уважение.
Остаюсь с почтением, граф, вашего сиятельства нижайший и покорнейший слуга
Судя по датировке стихотворения, оно уже к этому времени было написано, несмотря на испытываемый поэтом стресс от жесткого прессинга со стороны власть предержащих. Что общего между этими событиями? Между неприкрытым гонением за вполне нормальную просьбу удалиться в «тихую гавань» и элегическим обращением к той, из-за которой и разгорелся весь этот сыр-бор? Только одно – совпадение датировки элегии с кульминацией июньских (перешедших в июльские) событий, вымотавших душу поэта.
Да разве впервой Пушкину датировками и передатировками своих произведений вводить в заблуждение своих биографов и будущих исследователей?
На этот раз это ему удалось, поскольку при всех изданиях этого стихотворения, комментаторы, словно сговорившись, упорно твердят: «Обращено к жене. Написано, вероятно, летом 1834 года в связи с неудавшейся попыткой выйти в отставку».
По данному поводу Пушкин действительно обратился к жене, но совсем не в элегической форме. В письме от 14 июля 1834 г. из Петербурга в Полотняный завод он пишет: «…Надобно тебе поговорить о моем горе. На днях хандра меня взяла: подал в отставку. Но получил от Жуковского такой нагоняй, а от Бенкендорфа такой сухой абшид, что я вструхнул, и Христом и богом прошу, чтоб мне отставку не давали. А ты и рада, не так? Хорошо, коли проживу я лет еще 25; а коли свернуть прежде десяти, так не знаю, что ты будешь делать и что скажет Машка, а в особенности Сашка. Утешения мало им будет в том, что их папеньку схоронили как шута и что их маменька ужас как мила была на аничковских балах. Ну, делать нечего. Бог велик; главное то, что я не хочу, чтоб