Христос не еврей, или Тайна Вифлиемской звезды (сборник). Гастон Чемберлен
Читать онлайн книгу.
и словах проявляется,
И как бы высоко мы ни стояли, но из вечных богов
Фемида вечная одна должна пребывать и людьмиуправлять[42].
Наоборот, еврейского Иегову можно считать воплощением произвола. Без сомнения, такое понятие о божестве особенно поражает нас в псалмах и у пророка Исайи; в то же время Он является для своего избранного народа источником возвышенной, серьезной морали. Каков Иегова, таков Он и есть, потому что хочет быть таким; Он стоит превыше всей природы, превыше всякого закона, Он неограниченный, безусловный повелитель. Если Ему угодно избрать маленький народец из всего человечества и оказывать ему милости, Он это делает;
угодно Ему мучить его, Он посылает ему рабство; угодно Ему, напротив, дарить ему дома, которых он не строил, виноградники, которых не насаждал, Он делает и это, истребляя невинных владельцев, – Фемида здесь отсутствует. То же видим мы и в законодательстве Божием. Наряду с нравственными заповедями, отчасти дышащими высокой моралью и человечностью, стоят прямо-таки безнравственные и бесчеловечные[43]; другие, напротив, содержат самые мелочные предписания: что должно есть и чего не должно, как мыться и т. д., словом, всюду царит неограниченный произвол. Кто заглянет поглубже в корень, тот не может не заметить здесь сродства между первобытным семитическим идолопоклонством и верою в Иегову. С индоевропейской точки зрения Иегову можно назвать, в сущности, скорее идеализированным кумиром или, если угодно, антикумиром, чем Богом… Но это понятие о Божестве содержит в себе еще нечто, что точно так же, как и произвол, нельзя было заимствовать из наблюдения природы, – мысль о Провиднии! По Ренану, «преувеличенная вера в особенное Провидение составляет основу всей еврейской религии»[44].
Кроме того, с этой свободой божества тесно связана другая – свобода человеческой воли. Liberum arbitrium решительно семитическое, а в его полном развитии чисто еврейское представление; оно неразрывно связано с особой идеей о Боге[45]. Свобода воли означает ни больше ни меньше, как вечно повторяемые акты творения; если в это вникнуть, то можно понять, что это предположение (насколько это касается области явлений) противоречит не только физической науке, но и всякой метафизике и означает отрицание всякой трансцендентальной религии. Здесь познание и воля находятся в резком разладе между собой. Всюду, где мы встречаем ограничения этого понятия о свободе – у блаженного Августина, у Лютера, у Вольтера, у Гёте, – мы можем быть уверены, что там имеет место индоевропейская реакция против семитического духа. Так, например, Кальдерон в «Великой Зеновии» влагает в уста дикого самодура Аврелиана насмешливые слова над тем,
Кто волю называл свободной!
Положим, следует остерегаться злоупотребления
Фемида у нас, современных людей, опустилась до степени аллегории беспристрастного правосудия, то естьбезусловно произвольного соглашения, и соответственно этому изображается с завязанными глазами; во времена же мифологии она представляла собою действие закона во всей природе, и древние изваяния изображают ее с большими, широко раскрытыми глазами!
В числе многих повелений Божиих, подстрекавших на хищнические набеги с массовыми избиениями, причем головы младенцев разбивались о камни; были случаи, когда повелевалось каждому предательски «убивать брата своего, друга своего и ближнего своего» (Исх. XXXI, 27), или издавались возбуждающие отвращение приказы, как повествуется у Иезекииля (IV, 12–16).
«Histoire de peuple d'lsrael».
С каким чрезвычайно логическим фанатизмом раввины до сих пор отстаивают безусловную, а вовсе не метафизически понимаемую свободу воли, можно проследить в любой истории еврейства. Дидро говорит: «Евреи так ревниво стоят за эту свободу, что воображают, будто невозможно мыслить об этом предмете иначе, чем они» («Les Juifs sont si jaloux de cette liberie d'indifference, qu'ils s'imaginent qu'il est impossible de penser sur cette matiere antrement qu'eux»). И до какой степени этот взгляд связан с понятием о свободе Божества и Провидения, ясно видно из той бури, какую поднял Маймонид, выразив мысль, что действие Божественного Провидения ограничивается одним человечеством, и утверждая, что не каждый листочек колышется по Его велению, не каждый червяк появляется на свет по Его воле. Из так называемых основных положений знаменитого талмудиста рабби Акиба первые два гласят: 1) все и вся находится под надзором провидения Божия; 2) свобода воли предполагается (Greetz К. Gnosticismus und Judentum. 1846. С. 91).