Одесский фокстрот. Татьяна Соломатина
Читать онлайн книгу.
«нежнейший беж», была напрочь истыкана, изрезана, исполосована Борькиными упражнениями с остро наточенным металлом. Борька даже шпагу где-то приобрёл. Шпагу и несуразное армейское х/б. И кирзовые сапоги. Кто-то менее спокойный, чем классическая еврейская девочка Ира, глядя на Борю, ходящего в застиранной гимнастёрке, топорщащемся галифе, наваксенной кирзухе и со шпагой на боку – плакал бы. Рыдал бы. И бился бы головой об стены. Но Ирка знай себе лежала и читала Хемингуэя. Находя оригинал менее интересным, чем переводы Лорие.
Вот в таком вот виде – в х/б, кирзе и с болтающейся до полу шпагой – Борька и играл июльской ночью давно затёртого года в покер. На ныне раскатанной Четырнадцатой. С двумя профи и одним клиническим. Спиртного в Борьке было уже по уши. И такая волна возмущения его захлестнула при виде того, что совершалось за карточным столом, аж великий и могучий ой! Особенно когда мужик ключи от машины на тот самый стол положил. И дальше речь уже пошла о кооперативной квартире, в которой незадачливого старпома ждали жена и двое детишек. Тут Борька вскочил, бутылку об стену разбил. В одного из профессиональных шпагой потыкал. И на воздух вышел. А то в служебном помещении стекляшки на Четырнадцатой было сильно накурено. А Борька на воздухе курить любил. С видом на море.
Вышел. Шпагу окровавленную о штаны вытер. Перекурил. Сел в машину. И поехал. Домой. Но по дороге передумал. Скучно ему как-то стало. Душа требовала продолжения подвигов. И потому он подъехал к даче своего кореша – студента политеха. Дело было к трём часам ночи, и студент политеха тихо спал, пуская счастливые шашлычные слюни в девичьи, пахнущие морем, солнцем и юностью, кудри.
Борька долго стучал в калитку. Кулаком. Эфесом шпаги. И даже ногой. Но студент политеха никак не желал просыпаться. Зато проснулся его дедушка. Дедушка студента политеха был стар и страдал бессонницей. Потому он вынырнул из беспросветного тягучего марева бесчисленных попыток нормально уснуть аж на другом конце дачи и, неторопливо шаркая, подошёл к калитке. И открыл её. В июльской ночи стрекотали цикады, и мягкий шум недалёкой волны делал дедушкин мир готовым к покою. Дедушка не был уверен, что он готов к покою прямо так сразу чтобы вечному. Но к покою вообще, как к понятию, дедушка студента политеха был готов. Потому что некогда был председателем Одесской коллегии адвокатов, доктором юридических наук, профессором кафедры правоведения юридического факультета университета и пенсионером союзного значения. Дедушка был стар и слегка подслеповат. Быть подслеповатым в июльской одесской ночи вообще не сложно. А сенсорных фонарей, возгорающихся на пробегающего мимо по своим делам кота или бессмысленно пролетающую ночную бабочку, тогда ещё не было.
– Кто там? – вежливо спросил дедушка. Хотя время суток к вежливости не располагало. Но дедушка был очень интеллигентным человеком.
– Это я! – отчеканил Боря, перестав наконец колошматить по калитке.
– Чего тебе, Борюшка? – елейно уточнил благостный