Воевал под Сталинградом. Виталий Смирнов
Читать онлайн книгу.
выявилась нравственная сущность юных лейтенантов. Под яростной бомбежкой, обрушившейся на позицию батареи и взвода, Кузнецов вспомнил, что орудия приведены к бою и осколками могут быть выведены из строя прицелы. Он имел полное право приказать в этой ситуации командирам орудий снять панорамы. И формально, по закону войны был бы прав. Но в его душе властвует иной закон – закон нравственного долга, который заставляет Кузнецова, преодолевая «отвратительное бессилие», страх смерти, мчаться, воспользовавшись заходом «юнкерсов» на очередной круг бомбежки, на огневую позицию.
Иначе поступает в сходной ситуации Дроздовский. Чтобы обезвредить фашистскую самоходку, бьющую во фланг орудиям батареи, Дроздовский посылает с гранатами на верную смерть Сергуненкова: затея, никчемность которой была понятна здравому смыслу, но с точки зрения закона войны была вполне объяснима. «…Не выдержал, не смог…» – выдавил из себя Дроздовский, видя «ощутимо-обнаженную, чудовищно-открытую смерть» солдата. И тут Кузнецов, уже не сдерживая себя, кричит в лицо опьяненному бессмысленной властью комбату:
– Не смог? Значит, ты сможешь, комбат? Там, в нише, еще одна граната, слышишь? Последняя. На твоем месте я бы взял гранату – и к самоходке. Сергуненков не смог, ты сможешь! Слышишь!
«Он послал Сергуненкова, имея право приказывать… А я был свидетелем – и на всю жизнь прокляну себя за это!..» – мелькнуло туманно и отдаленно в голове Кузнецова, не до конца осознающего то, что он говорит…»
В образе Кузнецова и близких ему по нравственной позиции персонажей Ю. Бондарев реализует свою концепцию героического, сформулированную им четко и лаконично: «Героизм – это преодоление самого себя, и это самая высокая человечность». «В военных вещах, – разъясняет свою позицию писатель, – мне особенно интересно то, как солдаты на передовой ежечасно и ежедневно преодолевают самих себя. По-моему, это и есть на войне подвиг. Человек, не испытывающий на войне естественные чувства, к которым относится чувство опасности и вероятности смерти, – явление патологическое. Вряд ли это может стать предметом реалистического искусства. Как это ни странно, в моменты смертельной опасности воображение людей становится ярким и обостренным: в своем лихорадочном воображении человек может умереть несколько раз. Подчас это и рождает трусов. Человек, умеющий подавлять чувство страха, способен на каждодневное мужество – и в этом я вижу героическое начало».
Это начало, проявляющееся не только в отношении к тем чувствам, которые посещают человека в момент напряжения всех его физических и нравственных сил, но и в каждодневности его существования, его бытового поведения, его отношения, в частности, к женщине (тут Дроздовский и Кузнецов тоже антиподы, Зоя Елагина могла бы это подтвердить), характерно для всех героев, согретых теплом писательского идеала.
4
Но в этом плане роман «Горячий снег» в значительной мере традиционен как для самого Бондарева,