Когда я прижимал тебя к груди своей…

      Когда я прижимал тебя к груди своей,

      Любви и счастья полн и примирен с судьбою,

      Я думал: только смерть нас разлучит с тобою;

      Но вот разлучены мы завистью людей!

      Пускай тебя навек, прелестное созданье,

      Отторгла злоба их от сердца моего;

      Но, верь, им не изгнать твой образ из него,

      Пока не пал твой друг под бременем страданья!

      И если мертвецы приют покинут свой

      И к вечной жизни прах из тленья возродится,

      Опять чело мое на грудь твою склонится:

      Нет рая для меня, где нет тебя со мной!

      Я на тебя взирал, когда наш враг шел мимо,

      Готов его сразить иль пасть с тобой в крови,

      И если б пробил час – делить с тобой, любимой,

      Все, верность сохранив свободе и любви.

      Я на тебя взирал в морях, когда о скалы

      Ударился корабль в хаосе бурных волн,

      И я молил тебя, чтоб ты мне доверяла;

      Гробница – грудь моя, рука – спасенья челн.

      Я взор мой устремлял в больной и мутный взор твой,

      И ложе уступил и, бденьем истомлен,

      Прильнул к ногам, готов земле отдаться мертвой,

      Когда б ты перешла так рано в смертный сон.

      Землетрясенье шло и стены сотрясало,

      И все, как от вина, качалось предо мной.

      Кого я так искал среди пустого зала?

      Тебя. Кому спасал я жизнь? Тебе одной.

      И судорожный вздох спирало мне страданье,

      Уж погасала мысль, уже язык немел,

      Тебе, тебе даря последнее дыханье,

      Ах, чаще, чем должно, мой дух к тебе летел.

      О, многое прошло; но ты не полюбила,

      Ты не полюбишь, нет! Всегда вольна любовь.

      Я не виню тебя, но мне судьба судила —

      Преступно, без надежд, – любить все вновь и вновь.

      Что ты, Мэрион, так грустна?

      Или жизнью смущена?

      Гнев нахмуренных бровей

      Не к лицу красе твоей.

      ‎Не любовью ты больна,

      Нет, ты сердцем холодна.

      Ведь любовь – печаль в слезах,

      Смех, иль ямки на щеках,

      Или склон ресницы томной, —

      ‎Ей противен холод темный.

      Будь же светлой, как была,

      Всем по-прежнему мила,

      А