Короли умирают последними. Анатолий Арамисов
Читать онлайн книгу.
с окровавленными руками.
– Я бросил.
– Фамилия!?
– Соколов.
Немец молча рассматривал заключенного. Потом опустил глаза на Пельцера.
– Гут! Ти есть молодец! Выручил товарища по работе! Гут! – инженер похлопал Соколова по плечу. – Этого – убрать!
Эсэсовцы двинулись к вагонетке, снимая с плеча автоматы.
– Нет! Его – в лазарет! В ревир! – добавил немец, спасая жизнь Диме Пельцеру. – А ты герой, Соколов! Как тебя звать?
– Иван… – коренастый заключенный исподлобья смотрел на инженера.
– Самое русское имя! Иван… Ванья! – воскликнул Браун. – Я бывал у вас в Москве… красивый город! Однако, фсё! Всем арбайтен! Работать! Двоим доставить этого в ревир! – палец инженера ткнул в сторону лежавшего на рельсах Пельцера.
Степовой и Маслов подняли харьковчанина, усадили в стороне, пытаясь привести в чувство. Спустя минуту тот с трудом открыл глаза, и его повели к выходу. Сделав несколько шагов, москвич Маслов обернулся:
– А ты, сокол, молоток! Теперь Пельцер и Каневич должны на тебя всю оставшуюся жизнь молиться, если выйдут из лагеря на свободу!
Иван Соколов лишь слабо улыбнулся, махнул рукой, и снова взялся за свой отбойный молоток.
* шпилишь – играешь (жаргон.)
Иван Соколов
Заключенный номер 9009-й медленно добрался до верхнего яруса деревянных нар и облегченно откинулся на набитый сеном матрац. Очередной день канул в небытие. Иван Соколов давно перестал считать недели и месяцы, проведенные в неволе. Здесь, в Эбензее, он считался одним из «старичков», «ветеранов», которые намного больше других находились в заключении. Это был его третий концлагерь. В бараке царил полумрак. Узники негромко переговаривались, устраиваясь на ночлег. Воздух еще был свежим, помещения проветривались перед приходом отрядов с ужина. Кто-то уже громко храпел, вызывая недовольство соседей. Бывали случаи, когда таких «храпунов» специально подставляли, чтобы избавиться раз и навсегда от надоедливых звуков. Но обычно дело ограничивалось увесистым пинком под бок храпящего, после чего тот приобретал стойкую привычку спать на боку.
Рядом с Соколовым беспокойно ворочался Яков Штейман. Чуть поодаль спали Маслов и Степовой. Внизу, на третьем ярусе, о чем-то шептались Негуляйполе с Лёней Перельманом. На втором ярусе спали грузин Нодар Папелишвили, поляк Яцек Славинский. В самом низу, практически на полу были постелены матрацы евреев из варшавского гетто Юлия Либмана и Марка Фишмана. Два места пустовало: Каневич и Пельцер отлеживались в ревире.
Мысли тяжело ворочались в уставшем мозгу Соколова, картинки прошедшего дня вспыхивали в его сознании, затухали, потом воображение, как всегда перед сном, уносило его в родные края. Сбитые в кровь кисти отдавали пульсирующей болью, ныли.
«Не хватало еще заражение крови подхватить. Хотя я еще в штольне помочился на руки, как учила бабка, чтобы обеззаразить. Сашка притащил из ревира немного