Зима в тот год в Великом Остроге выдалась мягкой. Несмотря на выпавший снег и мерцающие инеистым налетом иголки на елях и соснах, холодно не было, и нет-нет да и раздавалось пение птиц, которые выражали радость от того, что не все жучки попрятались в землю и не все шишки и орехи были скрыты под снегом.

      Молодая девушка в теплой длинной юбке и простом, но добротно сшитом полушубке, перешагнула через ствол упавшего дерева, остановилась и прислушалась. Ее волосы были перевязаны теплым платком, однако несколько темных прядок выбились из-под него и упали на лоб. Карие глаза довольно блеснули, когда она увидела неподалеку рябину, возле которой порхала стайка снегирей. Заметив девушку, птицы взволнованно вспорхнули.

      – Шш… – вполголоса протянула она, шагая к рябине. – Обещаю, что не наврежу вам и без обеда не оставлю. Мне нужно всего несколько гроздей…

      Следуя своему слову, она действительно аккуратно, стараясь не напугать птиц еще больше, сорвала несколько гроздей ягод и положила в корзинку. Так же медленно и аккуратно отойдя назад, она покосилась на птиц: те, успокаиваясь, снова опускались на ветки.

      Внезапно до нее донесся нежный девичий голос, выводивший мелодию. Он звучал, чисто, словно звенели где-то маленькие колокольчики, и было в нем что-то такое, что манило к себе, заставляло сердце быстрее трепетать в груди. Кареглазая хмыкнула и направилась в сторону, откуда он раздавался. Через несколько минут она вышла на опушку. У невысокой березы, опершись на нее рукой, стояла стройная девушка с волной распущенных огненно-рыжих волос. Из леса к ней, завороженные, шли пара оленей, не отрывая от нее глаз. У ее ног, сжавшись в клубок, лежал заяц. Синицы и воробьи скакали по веткам, подбираясь все ближе.

      – Лешего не боишься? – весело спросила темноволосая, обращаясь к певунье.

      Та резко оборвала песню и обернулась, явив подруге миловидное, но в данный момент хмурое веснушчатое лицо, длинный нос и острые скулы.

      – Это