Я зашел за Пат. Она, уже одетая для выхода, поджидала меня у себя в комнате. У меня прямо-таки перехватило дыхание, когда я ее увидел. Впервые с тех пор, как мы были знакомы, на ней было вечернее платье.

      Это было платье из серебристой парчи, изящно и мягко ниспадавшее с ее прямых плеч. Казавшееся узким, оно вовсе не стесняло ее свободный широкий шаг. Спереди оно было глухо закрыто, а на спине был вырез в виде длинного узкого треугольника. В синих матовых сумерках Пат походила на серебряный факел – так резко и неожиданно она преобразилась. Праздничный вид сделал ее очень далекой. Тень фрау Залевски с ее высоко поднятым пальцем витала над ней.

      – Хорошо, что ты не была в этом платье, когда я с тобой знакомился, – сказал я. – А то бы в жизни не решился.

      – Так я тебе и поверила, – улыбнулась она. – Тебе нравится, Робби?

      – До жути! Как будто передо мной совсем другая женщина.

      – Что же тут жуткого? Платья на то и существуют.

      – Возможно. Но меня это как-то подавляет. Тебе бы к этому платью другого мужчину. Мужчину, у которого много денег.

      Она рассмеялась.

      – Мужчины, у которых много денег, по большей части отвратительны, Робби.

      – Но ведь не деньги же, а?

      – Нет, не деньги.

      – Так я и думал.

      – А ты сам разве так не считаешь?

      – Почему же, – сказал я. – Деньги хоть и не делают счастливым, но действуют чрезвычайно успокаивающе.

      – Они делают независимым, милый, а это намного больше. Но если хочешь, я могу надеть другое платье.

      – Исключено. Это платье великолепно. С сегодняшнего дня я портных ставлю выше, чем философов! Эти люди привносят в жизнь красоту. А это во сто крат ценнее и самых глубоких мыслей! Только смотри, как бы я в тебя не влюбился!

      Пат засмеялась. Я незаметно оглядел себя. Кестер был чуть выше меня, и мне пришлось прихватить брюки на поясе булавками, чтобы они кое-как сидели. Слава Богу, они сидели.