Приготовленные закуски и сладости увезли сразу после обеда. Только тогда и нам дали поесть. Меня уже шатало от голода, тарелку каши я проглотила, даже не почувствовав ее вкуса.

      Потом мы убирали кухню, вычищали, мыли и скребли. Хорошо хоть вечер свободный оставили, урок шитья отменили. Ради одного этого стоило полдня вкалывать, ненавижу шить! Но нам, полукровкам, в отличие от княжеских детей, не преподают танцы и языки, а только то, что пригодится в жизни, – готовку, счет, шитье, плетение ковров и прочую чепуху.

      Когда кухня засверкала чистыми посудой и полами, нас отпустили отдохнуть. Отдохнуть, конечно, неплохо, но у меня есть занятие поважнее. Я зашла в комнату только за плащом и тихонько потопала в конюшню. Смотрю, а Маришка тоже здесь. Сидит у стойла моего Мотылька и хитро улыбается. Делает вид, что совершенно случайно тут оказалась. Ага, как же! Ей хоть и восемь всего, а ума больше, чем у Катринки, змеи кухонной.

      – Кататься хочешь? – спрашиваю.

      – А возьмешь? – просит и даже дыхание задержала.

      Обожает Мотылька чуть ли не больше меня. Мотылька вообще нельзя не обожать, она очень красивой редкой породы лунных лошадей. Единственный подарок моего отц… князя. Нет, отца! Единственный его подарок на мое совершеннолетие. Дал князь такой зарок в молодости – каждому своему ребенку дарить на совершеннолетие то, что сделает его счастливее. И придерживается. Всем известно, что за нарушение зарока бывает. Возьмут боги все то, что обещал, десятикратно, а не хватит добра – заберут жизнь. Так что даже полукровкам иногда что-нибудь да перепадает. Моему старшему брату князь в городе магазинчик купил и разрешил уехать. Мне – самую красивую лошадь, такой даже у княжон нет. Они, кстати, когда про подарок узнали, сразу приехали и очень недовольные были, ругали меня почем зря. А я молчала да улыбалась, пустые слова ветер унесет, а лошадь никто не посмеет отобрать, она – моя по праву, княжеским зароком поддерживаемому.

      – Конечно возьму, – отвечаю. И Мотылек тут же ржет тихонько, соглашается.

      Обняла я Маришку, маленькую мою сестренку, да так, что она даже пискнула. В восемь лет так ласки хотелось материнской, я помню. А ласки-то и не было. Пусть у Маришки будет хотя бы немного моей.

      – Маришка, вырастешь – самой разрешу на Мотыльке кататься.

      Обрадовалась! В ладошки хлопает. Представляет уже, наверное, как несется по цветущему лугу, и волосы ветром путаются. В восемь лет даже такая простая картина может сделать счастливой.

      Так и стояли, пока мальчишка, который у нас вместо конюха, Мотылька седлал. Я и сама умею, но правила есть правила. Лошадь мне седлать не положено, хорошо хоть кормить разрешают иногда. Ну и чистить тоже нельзя, но мальчишка не против. Он молчит про лошадь, я молчу про то, что он иногда вместо работы дрыхнет на сеновале, такое вот взаимополезное молчание.

      Мальчишка быстро справился, он Мотылька тоже