Однажды вечером Тереха вернулся домой необыкновенно взволнованный. Лукерья подоила корову, прибрала в избе, поужинала и, потосковав у раскрытого окна, легла на кровать. Когда пришел муж, она еще не спала. Он не полез к ней со своими глупыми попреками. Раз прошелся по избе, второй раз прошагал от окна до двери и обратно. Лукерья догадалась: Тереха необычен, произошло что-то особенное.

      Она поднялась на локоть.

      – Ты что, Тереша, не ложишься?

      – У Бастрыкова был, Луша. Не я один. Еще мужики были.

      – И что?

      – А то, что пора начинать другую жизнь.

      – Какую же?

      – В коммуну Бастрыков зазывает. На вольные васюганские земли.

      Лукерья вспомнила слова Романа о деле и смелости. Вот он какое дело-то задумал!

      – И как же ты, Тереша?

      – А что я, хуже других? Мужики согласились. Васюха Степин, Митяй, Иван Солдат…

      Тереха кое-что недоговаривал. Мужики согласились идти в коммуну – это верно. Но у него был еще один повод, чтобы дать согласие Бастрыкову. Давно хотелось ему увезти Лукерью с чужих глаз подальше, чтоб не засматривались на нее парни да молодые мужики.

      Лукерью бросило в жар. Она представила себе жизнь в коммуне. Все вместе. Все работают сообща. Все на виду друг у друга. И он, Бастрыков, тут же. Каждый день, каждый час перед ее глазами.

      – Господи боже мой! И зачем ты послал мне муки мученические? – громко простонала Лукерья.

      – Ты что, не хочешь в коммуну, Лукерья? – раздраженно спросил Тереха.

      – Тяжко мне будет там, Тереша.

      – Тяжко? Ты что же думаешь, я в партию записался так просто, только для счета? Я за советскую власть и коммунию рану принял.

      Тереха начал кричать, ругаться. Лукерья долго лежала молча, наконец поднялась на кровати, упавшим голосом сказала:

      – Делай как хочешь! Моего веку на земле – капелька.

      Тереха закричал пуще прежнего:

      – Ты меня не стращай! Будешь контру разводить, я живо на тебя управу найду! Не посмотрю, что ты мне жена. Да и жена ли? Скорее полюбовница. Сколько живу с тобой, а ты все пустоцвет. Затяжелеешь ты когда-нибудь или нет?

      Лукерья уткнулась в подушку, лежала ни живая ни мертвая, зная, что Тереха в любой миг может наброситься на нее с кулаками.

      И вот пролетели дни, недели, и коммуна двинулась в путь…

      Все существо Лукерьи встало на дыбы против этой бастрыковской затеи. Ни умом, ни сердцем не могла она понять, зачем потребовалось Роману взваливать на свои плечи тяжелую, изнурительную заботу о целой ораве мужиков, баб и ребятишек. Пугала ее и чужедальная таежная сторона. А пуще всего пугала любовь к Бастрыкову – сильная и тревожная. Но ничего уже остановить было невозможно. Лукерья попыталась возбудить в себе ненависть к Бастрыкову за то, что он сделал. Но ненависть ее вспыхивала на короткие