Разведотряд. Юрий Иваниченко
Читать онлайн книгу.
босяка, Романов направился к двери и слепому окошку, безжизненному, как глазница черепа.
Впрочем, после того как Колька не особенно деликатно погремел железным «ухом» висячего звонка, позвенел оконным стёклышком и крикнул в изрядную, с палец, щель между дверью и косяком:
– Баб Маша, отпустите керосину! Тетушка Фелиция затеяла самогон варить, очень просят!.. – Засаленную занавеску прожгло пятно свечного огонька.
Если первая фраза вполне могла быть и случайной, то вторая – никак. Её раздельно, чуть ли не по слогам, старый садовник надиктовал Новику около часа назад, когда они, вместе с бывалым Колькой, сидели у него в сторожке, а остальные члены группы оставались во дворе: кто пристроился за огромным винным чаном, кто – за горой садового хвороста.
Надиктовав эту бесхитростную фразу, Зелимхан с прямотой осла упёрся – не стал рассказывать, откуда ему известен этот подпольный «сим-сим».
«Это не моя тайна, Саши-джан. Хочешь верь, хочешь не верь… – всё, чего добился Новик от старика. – А ответить тебе должны будут»…
– Неужто жива ещё тетка? – раздалось из щели.
– Живее нас с вами… – хмыкнул Колька Царь, озираясь…
Лавка действительно до сих пор отпускала керосин, ставший ещё более насущным с тех пор, как вместе с советской властью исчез «Коммунхоз», а разом и «электросеть». Не то чтобы вовсе «электрика» потухла, но сосредоточилась она исключительно на обслуживании оккупантов. Ну и ещё тех немногих, это уж кому повезло быть на одной линии с оккупационными учреждениями или немецкими квартирантами. И, как бы ни косился командир здешней команды «фельдполицай» Дитрих Габе на этакую лавку: «всё для поджога», но гауляйтер распорядился не чинить препятствий частной торговле населения. Так что баба Маша продолжала благое дело…
Керосиновая леди
С этой «Großmutter Marija», «бабушкой Марией», оберлейтенант Габе и сам не прочь был «дедушкой» заделаться. Хоть ненадолго.
Даром, что на первый взгляд пришедшая зарегистрироваться в комендатуре Мария Казанцева и впрямь показалась эпической, или там хрестоматийной ведьмой. Появилась на пороге в рыжем шерстяном, несмотря на жару, платке, насупленном на самый нос, в каком-то немыслимом одеянии, которое иначе как хламидой и не назовёшь. Седая прядь выбивалась из-под платка на щеку, изуродованную лиловой бороздкой шрама. Да ещё керосином от неё несло преизрядно.
Оберлейтенант, который случайно оказался тогда у стола «трудовой занятости» в комендатуре, брезгливо поджал тонкие губы, сторонясь сутулой фигурки, и направился к двери. И – запнулся, уже взявшись за медную ручку, когда услышал за спиной спокойное грудное сопрано практически без акцента:
– Ich wollte den Arbeitsplatz des sterbenden Onkel einnehmen, Herr Offizier….
Вздернув выгоревшими бровями, Дитрих обернулся. На стуле перед секретарем сидела дама…
Donnerwetter! Вне всякого сомнения, дама – этакая трагическая «Юдифь» Франца фон Штука из Дрезденской галереи! И дама с равнодушной любезностью,