Он не смог совсем уйти. Он вернулся с баландой и хлебом. Стал кормить Саида. Сколько раз повторялась подобная церемония в течение нескольких месяцев плена. И Саид знал, и Азиз знал – это кормежка смертника. Так было со всеми, кого избирал жертвой круглолицый. Двоих, а может, и десятерых, он «откормил». Последним был Селим. Трижды брался за лейтенанта. И трижды переносил срок расплаты. Откладывал.

      Саид принимал из рук Азиза пайки хлеба, запеченную свеклу, горячую и сладкую. Вареные картофелины, кофе, пахнувшее жженой брюквой. Принимал и глядел ему в глаза – скоро ли расплата. Ответа не было. Была добрая братская улыбка. Сейчас он кормил за тайну, покупал ее. И, видимо, дорого стоила эта тайна. Азиз старался изо всех сил.

      Саид молчал. Вернее, говорил. Говорили оба. О многом и часто, но обходили главное. Саид бродил в потемках. Осторожно бродил, боясь оступиться.

      Наедине с собой он был откровенен, перебирал все, что могло попасть в руки Рахманова. Многое составляло ценность для Азиза. Но что именно?

      Первым не выдержал круглолицый. Уже когда Саид стал подниматься, сидел, облокотясь на дощатую стену, Азиз уронил крупинку:

      – Ты друг… а может, брат Чокаева?

      Неожиданная крупинка. Необъяснимая. Сердце заныло.

      – Теперь мы братья…

      – Нет. Не теперь… Раньше…

      – Может быть, и раньше… Ты тоже побратался с Чокаевым еще дома… Потому и поднял руки…

      – Врешь! Ты первый…

      – Возможно, я… на секунду раньше…

      – Э-э… Я ничего не знал о нем, – решительно отмахнулся круглолицый… – А ты… Ты…

      – Что я?..

      Азиз замер, остановились слова. В пути. Сам остановил их. Решал что-то. Потом выпалил – была не была.

      – Нажант, Сюр ла Мер, 7.

      Ах, вот оно что. Азиз знает адрес Мустафы. От него. Саида, узнал. Проговорился, значит. Что же еще знает?

      – В каком кишлаке эта улица? – с грубой издевкой спросил Саид.

      – В Париже…

      – А ты не ошибся?

      – Ха! За кого ты меня считаешь… – Без тени смущения, нисколько не таясь, Азиз забрался под шинель, повозился там и извлек огрызок бумаги. Газетной. На этом огрызке было выведено что-то чернильным карандашом. – Сюр ла Мер, семь, – прочел круглолицый и улыбнулся от удовольствия. Добавил по-тюркски: – Ет-тинчи. Ну как, брат?..

      – Хорошо.

      Саид тоже улыбнулся. И тоже с удовольствием.

      – Только напрасно трудился. По этому адресу мы к нему не попадем.

      Вскинул левую бровь Азиз. Наклонил голову – он был несколько озадачен таким оборотом дела.

      – Э-э, брат, не морочь голову. Она и так у меня лопается от забот…

      – Не увеличивай их. Мустафа живет сейчас в Берлине… Я опоздал в гости к своему дядюшке ровно на полтора года…

      – А ты шел в Париж?..

      – Теперь это уже не имеет значения…

      – Нет, нет… А все остальное?

      – Что…

      – Э-э. Ты хитрый… Ты очень хитрый, брат…

      «Что же все-таки