Эти двадцать убийственных лет. Валентин Распутин
Читать онлайн книгу.
толка договорились до того, что русским присущ чуть ли не врожденный антисемитизм. Именно эту карту все активнее пытаются разыгрывать сейчас как для наступления на русский народ, так и для бешеных атак на Компартию России – вплоть до требований запрета ее. Очень интересно и важно было бы услышать ваше мнение по этому острому вопросу, который еще и искусственно всячески заостряют. Что вам подсказывает в связи с этим ваш жизненный и писательский опыт?
– Ну как же, какой же фашист без антисемита! Это уж обязательно. Это как хлыст, которым нас приводят в чувство, чтобы мы не забывались и знали свое место в наступившем десять лет назад «новом порядке».
Если вы русский и называете себя русским, да если еще, не приведи Господь, печетесь об интересах своего обездоленного народа, – вы антисемит. Если вы еврея называете евреем, вы тотчас же становитесь антисемитом уже за одно произношение этого имени, ибо произношение подразумевает и размышление о нем. Если вам не нравятся бесконечные секс и насилие по телевидению – вы антисемит: телевидение-то находится в еврейских руках. Если вы брезгливо скривились над газетной полосой «Московского комсомольца», где продолжается издевательство над святынями вашего народа, – вы отъявленный антисемит, что и доказали своей ухмылкой.
Расскажу, коли зашла об этом речь, как из меня сделали антисемита с мировым именем. Не писателя с мировым именем, а именно антисемита.
Весной 1990 года Горбачев, создавая свой президентский совет, включил в него и меня. Я не отказался. Это насторожило «передовую» общественность: мало ли что я, человек не безголосый, не скрывающий своей русскости, стану нашептывать президенту? Нашептывали там другие, иначе и быть не могло, но уже одно мое присутствие в совете раздражало: не та рожа, не тот образ мыслей. Потребовалась срочная компрометация меня – и это было сделано. Незадолго до того в Иркутск прилетел американский журналист Б. Келлер и записал беседу со мной на двух кассетах. Большая статья о русском антисемитизме, в которой фигурировал не только я, была напечатана в журнале «Нью-Йорк таймс мэгэзин». Этот номер был срочно доставлен в Ленинград, срочно прочитан бдительными гражданами, которые направили в газету «Известия» возмущенное письмо, вопрошая, как такой человек мог оказаться в президентском совете. В западной прессе и на «голосах» я сделался фигурой не последнего внимания. Даже в Японии мой издатель, уже заключивший контракт на перевод книги о Сибири и заплативший аванс, испугался иметь со мной дело.
Когда мне перевели статью Б. Келлера, выяснилось, что в самых острых случаях, там, где я говорил «да», оказывалось «нет», а где говорилось «нет», стояло «да».
Вот так пекутся эти блины.
Я, разумеется, потребовал у журналиста запись нашего разговора – одну кассету он показал, вторая «не нашлась». Но и одной было достаточно, чтобы поймать его за руку. Ну и что? Господин Келлер исчез, мой писательский авторитет получил красочный ореол, а меня