Незаметно подошло время Элиной сделки, покупатель с ней рассчитался, и мы отнесли документы на регистрацию. У Матюшиной была неделя на сбор вещей, после чего она должна была передать новым хозяевам ключи от квартиры и выселиться. Я пожелала ей удачи на новом месте и счастья в личной жизни.

      Домой я теперь не рвалась, или рвалась, но не так сильно. Бильбо вел себя прилично, привыкал, подрастал, и мы с ним отлично ладили.

      Осень подступала со всех сторон, местами превращалась в раннюю зиму, я топила камин, но сидеть перед ним в одиночестве не хотелось. Главным моим развлечением стало наблюдение за домом Егорова.

      Для этого я слазила на чердак, нашла дедовский бинокль, настроила его, и, когда у Пашки зажигались окна, я в темноте устраивалась на веранде с биноклем и доводила себя до отчаяния, рассматривая его голую спину или грудь.

      Пришлось опять звонить за консультацией к Светке.

      – И что ты ему такого сказала, почему он ушел? – взялась выяснять Светка.

      – Он предложил объединить участки и построить общий большой дом, чтобы начать плодиться, – вспомнила я и зашмыгала носом.

      – Ну а ты что? – растягивая слова в своей манере, допытывалась Светка.

      – А я сказала, что он уже собирался однажды жениться на итальянке, и где она теперь? Что ему верить нельзя – вот что я ему сказала. И все. А он встал и ушел.

      – Может, эта итальянка его бросила, а ты ему напомнила о ней?

      – Может. Значит, он ее любит до сих пор? А что тогда со мной у него было?

      Я высморкалась.

      – Не реви, – попросила Кузнецова, – надо чтобы ты кого-нибудь пригласила к себе в гости.

      – Приходи, – позвала я ее.

      – Бестолочь, да не меня же, а мужчину.

      – Это кого, например?

      – Неужели все так плохо? – не поверила она.

      – Хуже