Золотая ослица. Елена Черникова
Читать онлайн книгу.
могу молчать, – опять поднялся философ, – равенство мы уже проходили наряду со свободой и братством. Спасибо. Уезжайте, как мне кажется, обратно. Мы сами.
– Вы не мыслитель, голубчик, – ехидно сказал голос, – вы недомыслитель. Неужели вы полагаете, что мы откуда-то «приехали»? Мы сгустились из потребностей цивилизации, мы – материализованная идея, нечленимая и неистребимая.
– А у нас пока еще не цивилизация, у нас пока что культура. Нам лучше. – Он картинно развел руками, ощущая свое превосходство.
– Ничего, это поправимо, – с насмешкой сказал железный голос. – Господин лектор, покажите аборигенам кино. Пора.
В зале мгновенно стемнело. Засветилась задняя стена сцены, раздвинулся невесть откуда взявшийся занавес, в зале опять запахло духами, одеколонами и еще чем-то дразняще-сладковатым, никто не понял чем.
На экране что-то зашевелилось, таинственно и необъяснимо. Резкость. Подушка. Лицо женщины. Ярко накрашенное лицо с приоткрытыми губами. Взгляд исподлобья. Стон. Камера спускается по шее на грудь. На левом соске лежит холеная рука мужчины. На правом – рука женщины с красными роковыми когтями. Камера елозит по ее подмышкам, по животу, по раздвигающимся по ходу съемок ногам и впивается – крупно – в хитро подбритую промежность дамы.
В зале раздался какофонический звук: страх, возмущение, восторг открытия, ненависть, зависть, ужас. Стыд. Все в одном звуке. Хором.
Подлая камера пристально вылизывает взглядом каждую клетку ужасного красного органа, рамочки которого зловеще багровеют и начинают поблескивать слезами, резво истекающими из путано-мясистого центра картинки. Особо крупная слеза вдруг занимает весь экран и – вмиг она закрыта чем-то грубо-плотным. Затемнение. Следующий кадр. Чуть сбоку. Работа: синеватый от одури фаллос бьется в тесной печурке… Секунда-другая: камера на лицах. Она кричит, ноги эпилептически дергаются, глаза зажмурены, потом томно выпучены и опять закрыты. Он: искаженное до неузнаваемости, потом расслабленное до блаженного дебилизма. Пауза. И вдруг.
Она же. Он – другой. Она со сладостной улыбочкой, опять же с полуоткрытым ротиком, нежно, двумя пальчиками засовывает в себя его принадлежность сзади, покачивает задиком, кривит личико и с очень грамотным стоном прячет лицо в кружевную простыню, дергаясь всем своим кружевным махоньким телом. Публика чуть не плачет от сочувствия.
– Видите? – спрашивает голос.
– Да, – говорит за всех одинокий философ, – ее прикрыть бы чем…
– Ах. Черт возьми. Вы тупые. Вы не понимаете. Сержант. Еще раз. – Голос стал каменным.
Сержант выходит на авансцену, поднимает руку с серым продолговатым предметом, направляет в зал и покачивает. За его спиной на экране играют в непонятные зрителям игры кружевные пары, гладят себя, гладят друг друга, стонут, картинно искривляя лица, но зал агрессивно смотрит и – в целом – выражает желание накрыть одеялом то его, то ее.
– Вы дикари и кретины, – шипит железный голос, – мы применим к вам метод номер один. Я устал с вами. Сержант! Метод