Так говорил свирепый этот ужас;

      Произнося угрозы эти, он

      Стал в десять раз страшней и безобразней.

      С другой же стороны, негодованьем

      Пылая, смело Сатана стоял

      И весь горел, как яркая комета,

      Которая в полярных небесах

      Во всю длину сияет Офиуха[57]

      И сыплет с волосатого хвоста

      Войну и язву моровую. Оба,

      Копье друг другу в голову нацелив,

      Стоят, врага желая поразить

      Одним ударом, грозны, как две тучи,

      Чреватые оружием Небес,

      Которые над Каспием сошлися:

      Стоят они лицом к лицу и медлят,

      Пока не даст сигнала ветер им

      Средь воздуха столкнуться мрачной встречей.

      Так мрачен вид был двух бойцов могучих,

      Что самый Ад еще мрачнее стал.

      Никто еще из них врага такого

      Не видел; здесь свершились бы дела

      Великие, и громкою молвою

      О тех делах наполнился бы Ад,

      Когда б змееподобная колдунья,

      Которая у Адских врат сидела,

      Держа в руках ключ Ада роковой,

      Не бросилась меж ними с громким криком:

      «Отец, зачем рука твоя грозит

      Единственному сыну? Что за ярость

      Тебя так страшно обуяла, сын,

      Что в голову отца копьем ты метишь?

      И для кого –  ты знаешь? Для Того,

      Кто там вверху сидит и над тобою

      Смеется! Возложил Он на тебя

      Тяжелый труд, чтоб исполнял ты кары,

      Которые присудит гнев Его,

      Тот гнев, что справедливостью зовет Он,

      Тот самый страшный гнев, который вас

      Когда-нибудь обоих уничтожит!»

      Сказала так –  и адская чума

      Мгновенно отступила; Сатана же

      К колдунье речь такую обратил:

      «Так странен был мне возглас твой, так странны

      Слова, что ты сейчас произнесла,

      Что вмиг моя рука остановилась

      И медлит показать тебе на деле

      Намеренья мои. Сперва хочу я

      Знать, кто ты, образ двойственный, зовущий

      Меня отцом, хоть в первый раз тебя

      Я