Последние свидетели. Соло для детского голоса. Светлана Алексиевич
Читать онлайн книгу.
в болоте… на островках… Курени себе построили и в них жили. Курени – это такие шалашики: одни голые бревна и дырка вверху. Для дыма. А внизу – земля. Вода. И зимой, и летом там жили. На сосновых ветках спали. Вернулись раз с мамой из леса в деревню, хотели что-нибудь в своей хате взять. Там – немцы. Кто пришел, всех согнали в школу. Поставили на колени и направили на нас пулеметы. И мы, дети, одного роста с пулеметами.
Слышим: в лесу стреляют. Немцы: «Партизаны! Партизаны!» – и к машинам. Быстро уехали. А мы – в лес.
После войны я боялся железа. Лежит осколок, а у меня страх, что он еще раз взорвется. Соседская девочка – три года и два месяца… Я запомнил… Мама ее над гробом повторяла: «Три года и два месяца… Три года и два месяца…». Она нашла «лимонку». И стала качать, как куклу. В тряпки завернула и качает… Граната маленькая, как игрушка, только тяжелая. Мать добежать не успела…
После войны в нашей деревне Старые Головчицы Петриковского района еще два года хоронили детей. Военное железо валялось всюду. Подбитые черные танки, бронетранспортеры. Куски мин, бомб… А у нас же игрушек не было… Потом все это начали собирать и отправлять куда-то на заводы. Мама объяснила, что из этого железа начнут отливать трактора. Станки и швейные машинки. Если я видел новый трактор, я не подходил к нему, ждал, что он взорвется. И станет черным, как танк…
Я знал, из какого он железа…
«Мне уже букварь купили…»
Лиля Мельникова – 7 лет.
Сейчас – учительница.
Я должна была пойти в первый класс…
Мне уже букварь купили и портфель. Я самая старшая. Сестре Рае было пять лет, а нашей Томочке – три года. Жили мы в Россонах, отец наш работал директором лесхоза, но за год до войны он умер. Жили мы с мамой.
В тот день, когда к нам докатилась война, мы все трое были в детском саду, и самая маленькая – тоже. И вот всех детей разобрали, а мы остались, за нами никто не приходит. Нам страшно. Мама прибежала последняя. Она работала в лесхозе, они сжигали какие-то бумаги, закапывали. И она задержалась.
Мама сказала, что будем эвакуироваться, нам дали подводу. Надо было взять с собой самые необходимые вещи. Помню, что в коридоре стояла корзина, поставили мы эту корзину на телегу, сестричка взяла свою куклу. Мама хотела куклу оставить… Кукла была большая… Сестра стала плакать: «Я ее не оставлю!». Выехали за Россоны, и перевернулась наша телега, раскрылась корзина, и оттуда посыпалась обувь. Оказалось, что мы ничего не взяли с собой: ни поесть, ни смены одежды. Мама растерялась и перепутала корзины, взяла ту, в которую собирала обувь для починки.
Не успели мы собрать эту обувь, как налетели самолеты и стали бомбить, обстреливать из пулеметов. Куклу нашу продырявили насквозь, а сестричка осталась совершенно целой, даже без царапины. Плакала: «Я ее все равно не оставлю».
Вернулись мы назад и стали жить уже при немцах. Мама носила продавать вещи отца, помню, что первый раз она выменяла костюм на горох. Месяц ели гороховый суп.